— Здоров, дедушка, здоров! — кричала ему в ухо Тодора. — Три дня, как был от него один албанец. Всем кланяется, прислал немного денег к празднику, а Софке шелку и ситцу. Приехать еще не может. Дела не пускают.
Тут вошла Софка с подносом, и мать замолчала. Пока Софка угощала священника традиционным вареньем, улыбаясь его беспомощности, — он не видел, что она ему давала, пожелтевшие, костлявые пальцы его дрожали, и ей пришлось самой класть ему ложку в рот, — мать скрутила сигарету и, зажженную, вложила ему в пальцы. А когда Софка, зная его пристрастие, предложила ему не один стаканчик ракии, как прочим гостям, а поставила на столик, придвинутый к его коленям, сразу пять или шесть, и мать, не успевал он докуривать одну сигарету, уже потчевала его другой, — священник совсем разомлел, распахнул рясу и, блаженствуя, принялся благословлять хозяев, какими только ласковыми именами их не называя.
Однако мальчик, который его привел, стал кричать снизу, что им пора домой. Софка и Тодора тут же поняли, что старику больше не надо давать пить, что домашние послали мальчика не только как поводыря, но и с тем, чтобы тот не разрешал старику засиживаться, — боялись, как бы он не вошел во вкус и не отправился с поздравлениями по другим домам, где бы и напился. Они знали, что, представься старику случай, он не упустит его; несмотря на старость, он был прожорлив, как ребенок.
Теперь он двигался легче и свободней, и не столько из-за того, что его поддерживали Тодора и Софка, сколько из-за ракии и из-за того, что он не поднимался, а спускался. Он сошел почти самостоятельно. Проводив его до ворот, Софка и Тодора видели, как он, согбенный, опираясь на палку, идет, не позволяя мальчику вести себя и даже размахивая свободной рукой.
В это время стали приходить разные тетки, дядья и соседи. Появились и музыканты. Их угощала внизу Магда, она же им говорила, что играть и как долго, и сама их провожала.
Дом наполнили гости. Софка то и дело спускалась в кухню за ракией и кофе. Вскоре полка в гостиной была полна принесенных апельсинов и лимонов. Дети на кухне получали от Магды красные яички и пирожные. Мать, сияя от счастья, потчевала гостей табаком и каждому рассказывала о муже, об эфенди Мите. И делала она это с таким усердием и восторгом, словно он только сейчас вышел из комнаты по какому-то делу.
Софка, тоже радостная и счастливая, бегала вниз и вверх по лестнице. В новом наряде, раскрасневшаяся от беготни, она, улыбаясь, потчевала гостей, стараясь не замарать платья. Больше всего забот ей доставляла чересчур открытая и тесная безрукавка. Нагибаясь у очага, чтобы налить кофе в чашки, она должна была все время оттягивать рубашку, иначе та поднималась, раздвигалась и открывала грудь с темной ложбинкой посередине. Когда она двигала рукой, расставляя чашки на подносе, то под безрукавкой, слегка вырезанной на спине и под мышками, отчетливо выделялась округлая лопатка.