— Софка, это он!
Софка стала как вкопанная. Не могла поверить. Неужели отец так далеко зашел, что приводит покупателя, которому собирается продать последнее, с музыкой и пением?! Но тут же поняла: он так делает для того, верно, чтоб как можно лучше все скрыть.
Перепуганная Магда бросилась по лестнице зажигать свет на втором этаже. Вскоре перед воротами остановился экипаж, и Софка услышала чужой, но все же знакомый голос:
— Отворите!
Не глядя, в чем они и одеты ли как следует, обе, и Софка и мать, побежали со свечами к воротам.
Отворив ворота, они действительно увидели эфенди Миту, выходящего из экипажа. При тусклом свете свечей лица его не было видно, и они узнали его по одежде. За ним вылез другой человек, крупный, в крестьянском гуне — из-за темноты рассмотреть его сразу не удалось, но, очевидно, это был покупатель дома. Расплатившись с музыкантом и кучером, введя и привязав к тутовнику красивого рыжего оседланного коня, шедшего за экипажем (наверняка это была лошадь покупателя, на которой он уедет после ужина), приехавшие вошли во двор.
То ли от вина, то ли от напряжения, с которым он разыгрывал пьяное веселье, лицо отца было бледным и одутловатым. Войдя во двор, он показал гостю на дом.
— Вот, газда Марко, и мой сераль, дом эфенди Миты. Это моя хозяйка, а это дочь моя, моя Софка, папина дочка!
Протянув матери руку, которую та поцеловала, отец вздрагивающими, морщинистыми руками стал, нежно гладить Софку по волосам и щекам. Ласка эта потрясла ее.
Гость, газда Марко, смущенно пожал матери руку. Софка не знала, как поступить: тоже пожать ему руку или поцеловать? Он не выглядел стариком. Но гость, как бы заметив ее замешательство и желая помочь, сам поднес свою руку для поцелуя.
— Будь здорова, дочка! — сказал он ей.
Затем все тронулись к дому. Софка видела, что гость буквально пожирал глазами дом, который теперь, когда его прибрали, выглядел как-то по-другому, веселее, вырисовываясь в ночной темноте большой четырехугольной массой и сияя огнями окон. Софка заметила также, что покупатель не сводит глаз с матери.
Мать шла впереди, от радости и волнения голос ее слегка дрожал, она пыталась это скрыть — срам проявлять свои чувства при чужих! — и преувеличенно громко отдавала Магде приказания:
— Магда, Магда! Накрывай на стол! Гости приехали!
А Магда совсем растерялась. Не знала, куда деть себя. Когда же она оказалась перед хозяином и поцеловала ему руку, то и вовсе лишилась дара речи. Отец вздрогнул при ее появлении, удивился, но приветствовал ее столь же сердечно:
— А, Магда! Ты еще здесь, Магда?