— Муса, ты ли это, Муса? — услышали цыгане голос эфенди Миты сверху.
Довольные, что хозяин не бранит их за старика, музыканты стали подталкивать Мусу, чтоб он встал и отозвался. Поняв, в чем дело, старик оторопело вскочил:
— Я, газда, я…
— Ходишь все? — принялся добродушно расспрашивать его эфенди Мита. — Как живешь? Ракия у тебя есть?
Кувшин с ракией, который до сих пор цыгане утаивали от него, изредка давая ему по стаканчику, быстро сунули ему в руки.
— Есть, есть, газда! — ответил тот, поднимая графин трясущимися руками.
— Ну, ладно, пей! А выпьешь, требуй еще.
Музыканты, вдохновленные, заиграли с еще большим подъемом. Всюду воцарилась непринужденность, которая так необходима на любой свадьбе и пирушке. А чтоб стало еще веселее, эфенди Мита решил снизойти к ним, спуститься вниз и смешаться со всеми. И все ради них, чтоб им было веселей. Да и как же иначе, ведь это в первый и последний раз он с ними веселится. Пусть же радость будет полной! Выпитая ракия тоже начала действовать, и эфенди Мита спустился на кухню и стал разговаривать с женщинами. А чтобы они почувствовали себя непринужденно и не робели перед ним, он начал подпускать двусмысленные шуточки и остроты. Так же и с девушками, всегда избегавшими его, дрожавшими от страха при одном его появлении. После нескольких сальных шуточек девушки совсем разошлись и пустились с ним заигрывать.
Скованность и страх исчезли. Жаждавшие веселья и плясок девушки перестали его замечать, словно его и не было, беспрерывно сновали, кружились, нисколько не смущаясь, если шальвары спускались ниже, чем полагалось, если безрукавка или минтан не были застегнуты на все пуговицы. А он каждую из них останавливал и, довольный, что они его не боятся, обнимал, клал руки на бедра и крепкие бока. И они, почувствовав прикосновение его легкой, уже высохшей руки, не пугались и не вырывались. И это его особенно радовало, а когда он чуть крепче прижимал к себе налитое, еще не тронутое мужской рукой тело, у девушки начинала кружиться голова, она вдруг чувствовала, что рука его, хоть и старая, все же рука мужчины, глаза ее загорались, с губ срывалось частое дыхание страсти, и она поспешно вырывалась и убегала.
Скоро начали появляться гости.
Дом в мгновение ока наполнился людьми. Наверху расположились мужчины во главе с эфенди Митой. Хозяин сперва принимал гостей, стоя на верхней площадке лестницы, здороваясь с каждым и целуясь. Но хватило его ненадолго. Встретив первый десяток гостей, он сел за стол. Затем началась трапеза — бесконечная и обильная, со всевозможными здравицами, супами, закусками, и лишь совсем поздно ночью приступили собственно к ужину. И все это, по обычаю, сопровождалось игрой и песнями музыкантов, помещавшихся на веранде; песни исполнялись не задорные и веселые, от которых на месте не усидишь, а специально предназначенные для такого рода ужинов — нескончаемые, монотонные, умиротворяющие и зачаровывающие, словно усыпляющие, под которые можно не торопясь, с удовольствием, всласть поесть и выпить…