Агарь засмеялась мелодичным смехом:
— Я научусь готовить ослиное молоко в калебасах! И если я больше не буду жить во дворце, это означает, что ты открыла клетку, в которой я была пленницей.
Сара только собиралась приказать принести еды и питья, как услышала крики, которые привлекли ее внимание. Приподняв створку шатра, обе женщины увидели группу жестикулирующих юношей, над которыми возвышалась голова Лота. Аврам, окруженный старейшинами, вышел из черно-белого шатра.
Из толпы юношей раздался крик:
— Лот пьян, но он задает верные вопросы. Почему Фараон гонит нас, одарив такими богатствами?
Перекрывая крики, голос Аврама прозвучал подобно грому:
— Потому что Яхве посетил его во сне. Это был жестокий сон. Он показал все то зло, которое Он может причинить Фараону и его народу, если Фараон не будет добр к нам. Фараон испугался Всевышнего и покорился. Этими богатствами, которые Яхве дает нам рукой Фараона, Он подает нам знак о том, что наше испытание подошло к концу. Это правда, и нет другой правды! Завтра мы поднимем шатры и пойдем обратно в Ханаан, на землю, которую Он мне дал.
Рука Агари нежно обвилась вокруг талии Сары.
— Твой муж умеет говорить, — прошептала она. — Я понимаю, почему Фараон предпочел удалить его подальше от себя.
* * *
Стараясь сберечь свои огромные стада, они обошли пустыню Шур, и через год пришли в Ханаан.
Весь этот год Сара обращалась к Авраму только по необходимости. Она не принимала его в своем шатре. Она так и не простила Лоту слова, которые он сказал после ее возвращения из дворца Фараона. Племянник Аврама ходил за ней по пятам, унижался публичным раскаянием, обвинял ее в своей тоске и пьянстве. Но Сара лишь поворачивалась к нему спиной.
Тогда Лот прекратил свои жалобы и больше не покидал задних рядов каравана, шагая в пыли, поднятой скотом, и продолжая беспробудно пить с наступлением каждой ночи. Обычно пьянство его длилось до рассвета, иногда и до самого утра и тогда его приходилось связывать и, как тюк, взваливать на спину мула.
Аврам ни разу не упрекнул его.
В течение многих лун все племя шло с опущенными головами.
С высоты спины слона, на которой она сидела в плетенной ивовой корзине, взгляд Сары, словно камень, тяжелым гнетом ложился на их спины. Она не снимала украшений, подаренных Фараоном. На солнце они так неистово сверкали золотом на ее лбу, шее и груди, что могли ослепить любого, кто осмелился бы поднять на нее глаза.
И только вечером, когда она спускалась со своего чудовищного зверя, лишь несколько женщин тайком разглядывали ее. Им хотелось заметить в ней признаки боли или прощения, но видели они только безразличие и красоту. Эту, по-прежнему изумительную красоту, на которой так и не появилось ни одной морщины, ни одного следа увядания, которое вызывают ожоги солнца и морской ветер.