Ей так и не удалось поговорить со мной в тот день. Но она знала, что я была там. Я чувствовала это и съеживалась каждый раз, когда ее взгляд останавливался на окне, за которым я стояла. Перед уходом домой я сдала заявление о переводе в другое место и последующие шесть лет убегала от нее настолько далеко, насколько возможно. Толку, впрочем, было мало.
Ведь вот она я, сама иду ей навстречу, несмотря на все, что мне о ней известно. По дороге в аэропорт я позвонила в больницу «Квинс Колледж» и оформила отпуск по чрезвычайным обстоятельствам на три дня. Не стала уточнять, что чрезвычайная ситуация – у меня.
Я сажусь на место 28А и крепко пристегиваю ремень безопасности. Небольшой салон начинает вибрировать, пока мы трясемся по взлетно-посадочной полосе, и я чувствую, как прихватывает желудок, когда мы отрываемся от земли. Напоследок загадываю желание, чтобы крыло прогнулось, или наш самолет свалился бы на землю, создав жуткий прецедент, достойный попадания в новости. Но оно не исполняется. Мы поднимаемся все выше, Лондон остается миниатюрным городком внизу, пока мы не прорываемся к слою серых облаков.
В моей сумке документы, два комплекта одежды на смену, пачка сигарет и баночка с валиумом без этикетки. Я стащила ее из своей больницы сегодня утром. Еще в сумке лежит книжка, и я знаю, что не буду ее читать. Открываю бутылочку и кидаю одну таблетку в рот, запивая глотком бренди. Такой смеси наркотических веществ достаточно, чтобы вырубить обычного человека, но я привычная. Видимо, будучи анестезиологом, я обретаю смелость, когда дело касается самолечения. Это только со своей семьей я слаба. Валиум начинает работать, и тревога отступает, так что я больше не стучу зубами.
Достаю телефон и прокручиваю сообщения, понимая, что пропустила одно от Антонио. Нажимаю изображение конверта, сообщение открывается: «Желаю тебе спокойного полета. Сообщи мне, когда приземлишься. Ti amo, A.[1]».
Я была на медицинской конференции, посвященной обезболиванию, когда встретила его. Он занимался сервировкой ужина и раздавал булочки, оставляя за собой дорожку из крошек. В те счастливые первые недели наших отношений я даже понятия не имела о его девушке, ее бдительность он усыпил, а от меня – прятал. Потом она узнала обо мне и вышвырнула его из дома, пока я ждала в машине снаружи. В тот же день он переехал ко мне, рассуждая о том, какое это облегчение – стать свободным. Он старался, чтобы звучало так, будто бы эта его мечта, наконец, сбылась, но, если сейчас взглянуть на ту ситуацию, ему просто некуда было идти. Я даже поверить не могу, что приняла это так просто, или что была такой вот понимающей. Но лежа с ним в постели, когда его голые ноги переплетались с моими, я могла забыть о своем прошлом, притвориться, что жизнь начинается с этого самого момента. Я чувствовала себя поглощенной им. С ним я как будто переставала существовать. Однако это было хорошо: я могла больше не быть собой, этой несчастной одинокой Айрини. Айрини превратилась в Мы. Я была частью Нас. Ну, он немного подыграл мне, подумаешь, большое дело. Он не сделал ничего такого, соразмерного тому, что сделала со мной моя семья. И, кроме того, я тоже была ему нужна.