Я просыпаюсь от звука текущей воды. Сначала я думаю, что это дождь снаружи, но первое, что я вижу, открыв глаза, – лицо Мэтта. Он стоит в полотенце, кожа блестит от влаги, позади него из ванной мягкими и пушистыми клубами струится пар. Тогда-то я и понимаю, что мы в отеле. Также я понимаю, что обнажена, и единственное, что прикрывает мою наготу, – это смятая простыня.
Я лежу неподвижно, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась. Я помню прошлую ночь отрывисто, его улыбки, смех Элли, наши поцелуи, но никак не могу расставить эти воспоминания в хронологическом порядке, чтобы цепочка завершалась этой комнатой и этим самым моментом. Мэтт улыбается, садясь рядом на край кровати, и гладит мою ступню. Я убираю ее, резко притягивая к себе, как натянутую резинку.
– Прости, – говорит он, выглядя огорченным. Он поднимает руки в знак капитуляции, и я мгновенно чувствую острое сожаление. Частично из-за него, но больше из-за Антонио.
– Нет, это ты меня прости, – говорю я, позволяя ноге вновь вынырнуть из-под одеяла, с приходом нового дня это постельное белье кажется совершенно обычным, к моему разочарованию. Обычные старые простыни, они не струятся под моей кожей так, как вчера. – Ты не сделал ничего плохого.
Он вздыхает с видимым облегчением.
– Я на секунду подумал, что… – Он не заканчивает фразу. – Ты была изрядно пьяна, как я думаю, но я спрашивал тебя много раз, уверена ли ты. И ты просто продолжала уверять меня, что тебе очень хорошо. Просила не останавливаться. – Он улыбается воспоминанию, но потом, подумав, что это нетактично, выпрямляется. Он смотрит на свое тело, на грудь, покрытую волосами, удивленный, как будто бы только понял, что раздет.
– Я не была пьяна, – говорю я. – Я была пьяна множество раз, и я знаю, что это такое. Я была под кайфом. Мне подсыпали флунитразепам.
– Я не…
Я не даю ему закончить фразу.
– Не переживай. Я знаю, что это не ты. – Голова пульсирует, во рту как будто песок и сухо. Я тянусь к стакану воды, что стоит у кровати, всю дорогу крепко прижимая к себе прикрывающую меня простыню. Сейчас это важно, и шрамы, и несимметричность моего тела. Я выдуваю весь стакан и с ударом ставлю его на прикроватную тумбу. – Это была Элли.
– Твоя сестра? Но зачем ей это? – Он искренне напуган. Я вижу, как он размышляет о всех тех случаях, когда думал, что она немного ненормальная, когда предупреждал своего дружка, чтобы тот держался подальше от чокнутой девицы без каких-либо реальных или обоснованных доводов. Даже при том, что она напала на девушку того парня, одного из ее жертв.