«Поскольку я не в силах применить меры насилия по отношению к тебе, применю их по отношению к себе. Клянусь святым писанием, что если еще раз увижу тебя нетрезвым, — покончу с собой».
«Вот видишь, — говорит отец, — с книгами не расстаешься, а не знаешь, что самоубийство тяжкий грех, даже хоронить таких запрещается на общем кладбище, тогда как о пьяницах этого не сказано в Коране».
«Мне все равно, где меня похоронят. Я верю в справедливость только божьего суда. Когда мы предстанем перед его величием, он скажет, кто из нас более грешен».
Отец знал, что я своеволен и дважды слово не даю. И перестал пить. Хвала владыке миров!
Шамиль протянул палец в сторону площади и застыл с вытянутой рукой. Глаза его округлились. Он побледнел.
«Доного! Доного! Да это же Доного!» — слышались возгласы с соседних балконов.
«Гей, абдал[24] Доного!» — подхватили ребятишки, взвизгивая и присвистывая вслед идущим в обнимку собутыльникам.
Имени второго горца никто не произносил. По-видимому, он был не из Гимры.
— Неужели это мой отец? — прикрыв ладонью глаза, Шамиль сделал шаг назад.
— Да, это Доного, — прошептал смущенный Магомед. И вдруг он увидел, как товарищ, рванувшись вперед, прыгнул с крыши.
Магомед, растерянно всплеснув руками, чуть было не последовал за ним. У самого края балкона он отшатнулся, бросился к лестнице, слетел вниз и кинулся к Шамилю, того уже успели поднять с земли подоспевшие соседи. Губы его были синими. Блуждающим взглядом обвел он людей и остановился на Магомеде, тот воскликнул:
— Ты сошел с ума!
К месту происшествия, оставив пьяных, бежали люди. Отстранив их, Шамиль метнулся к обрыву, где бурлила неугомонная река. Магомед — за ним. С трудом обогнав друга, он преградил тропу:
— Остановись!
Шамиль хотел обойти его. Тогда возмущенный Магомед, резко повернувшись, схватил его за руку. Шамиль вскрикнул, остановился. Лицо исказилось от боли. Только теперь заметил Магомед, что правая рука друга, за которую он схватился, как-то неестественно свисала. Она была переломлена в плече.
— Отпусти, — тихо сказал Шамиль, корчась от боли.
Магомед разжал цепкие пальцы. Шамиль подложил ладонь левой руки под локоть сломанной. Обернувшись, увидел людей. Впереди всех — тетушка Меседу. Она, сильно прихрамывая, сбегала как-то неловко, боком, по крутой тропинке, но так быстро, что казалось, лучшие бегуны не обогнали бы ее. Подбежав к Шамилю, Меседу взвыла в отчаянии:
— Сын брата, ради аллаха молю, не отнимай свет у моих глаз, не лишай меня радости видеть тебя. Нет у меня больше никого на свете. Клянусь небесами, я последую за тобой! — Она решительным движением указала в сторону пропасти.