Из Янги-Юрта имам вновь направился в Чиркей и Каранай. Собрав мужчин этих аулов, он составил два отряда конницы. Во главе чиркеевского поставил преданного ему Али-султана. Каранаевцев возглавил сын Барты-хана — Ибрагим. Эти два отряда имам отправил в Гимры для расправы с кадием. Сам через аулы Тассы, Ашильту пошел на Ахульго. Проехав мост перед подъемом на знаменитую Цитадель, он остановил коня. На строгое, спокойное лицо его легла тень печали. С грустью озирал он руины башни Сурхая на Шулатлулгохе и жалкие развалины Ахульго. Страшные картины трехмесячной осады угрюмой чередой мелькали перед ним. Образы родных, близких, друзей — великомучеников, павших смертью храбрых год тому назад на этом месте, воскресали в памяти на миг и вновь исчезали в тумане минувшего.
Приближенные, муртазагеты, мюриды и те ветераны, слава которых не была погребена под этими грудами камней, тоже стояли в молчании, вспоминая недавние битвы. Когда предводитель тронул коня, они двинулись следом, не стараясь избавиться от власти гнетущих дум. Только бешеная Койсу не прекращала воинственного, грозного шума у неприступных стен Набатной горы. Но вдруг имама вывел из состояния задумчивого оцепенения новый шум, шум голосов, похожий на тот, что властвовал здесь до дней печали. Шамиль вздрогнул от этой неожиданности. Казалось, голоса доносились из недр горы. Не с ума ли он сошел, вспоминая страшное былое? Как же обрадовался он, когда увидел людей среди развалин, таких же серых и жалких, как руины. Они вылезали из подземных нор, бежали с радостными криками навстречу.
Имам сошел с коня, обратив взоры к небу, помолился. Уцелевшие жители аула-крепости — старики, измученные женщины и несколько ребятишек — с радостью окружили мюридов. Шамиль, после того как обласкал всех словами, обратился к Юнусу:
— Все, что ты взял с собой, и то, что было пожертвовано мечети, раздай поровну этим людям.
Своим воинам имам предложил отдать лишнее из одежды, ибо несчастная горсть уцелевших ахульгинцев была одета в рвань из овечьих шкур.
После молитвы в полуразвалившейся мечети один из стариков — ахульгинцев подошел к Шамилю и сказал:
— Слава аллаху, что он вновь привел тебя к нам, жалким и покинутым, как эти камни. Я рад, что дожил до этого дня и теперь могу вернуть в сохранности то, что принадлежит тебе. Пойдем.
Шамиль и несколько муртазагетов последовали за стариком. Они шли по камням, буграм развалин. Имам видел, что старик ведет в сторону его бывшего дома. Теперь вместо ворот там, как два мертвых стража, стояли каменные столбы. Согнувшись, старик спустился под низкий навес, отгреб кучу старой потемневшей соломы, сильно потянув, открыл маленькую дверцу. Шамиль увидел вход в свою библиотеку. На тех же стеллажах ровными рядами, поблескивая сафьяновыми переплетами, стояли не тронутые никем книги. Имам еле сдержался, чтобы не обнять старика. Он снял со своей черкески все серебряные газыри и, протянув их старику, сказал: