— У нас женщина пользуется свободой в быту, мужчины преклоняются перед ними, — заметил Руновский.
— Лучше, если мужчина будет преклоняться перед любимой наедине. Свобода, которой пользуются ваши жены, вредит общественной нравственности. Такая доброта мужей излишняя, ибо создаются условия для соблазнов. Мужья, спокойно взирающие на такое поведение жен, не внушают уважения. Мне нравятся русские мужчины в форме, а в этих черных одеждах с белыми стоячими воротниками они женственны.
— Вы правы, Шамиль-эфенди, — согласился Руновский. — Фрак действительно сковывает движения, ибо у нас в светских кругах чрезмерная подвижность считается неприличной.
— Подвижность и манеры человека должны контролироватся и сдерживаться разумом, воспитанностью, умением себя вести, а не физически — узами одежды, — возразил Шамиль.
Их спор был прерван лакеем, который попросил Руновского выйти. В коридоре Руновский увидел старых солдат-отставников. Один из них, здоровенный усач, вытянувшись, представился:
— Бывший рядовой первого дивизиона артиллерийской бригады кюринского полка Шатуев.
— Бывший военнопленный наиба Талгика Семенов, — представился второй. — Хотим видеть имама Шамиля.
— Пусть войдут, — сказал Шамиль, когда Руновский доложил ему о прибывших солдатах.
Получив разрешение, оба ветерана с радостными лицами бросились к Шамилю и поочередно поцеловали его руку.
— Вы что ж это, братцы, по привычке прикладываетесь к ручке? Там, может быть, вас принуждали, а здесь-то ведь никто не заставляет, — заметил шутя капитан Руновский.
— Вы ошибаетесь, господин капитан, — ответил бывший артиллерист. — Нас и там не принуждали делать это, и здесь мы делаем от чистого сердца, любя человека. Он хоть и строгий был, но добрый и справедливый. Никому не позволял обижать нашего брата.
— Не осуди, господин начальник, старых воинов… Он только называется басурманином, а душа у него христианская. Нас, солдат, ежели спросить, что лучше — целоваться или драться? — мы по своей воле выберем целование.
— Откуда они меня знают? — спросил Шамиль, обращаясь к переводчику.
Артиллерист рассказал о себе, как бежал в Ведено из кюринского полка, после того как его избили за то, что проспал двух коней на пастбище. Усач напомнил Шамилю, как он здорово наказал чеченца Янди за то, что тот ударил его, солдата, беспричинно по лицу.
— С кем отступал из Ведено? — спросил Шамиль.
— Даниель-беку было передано наше артиллерийское подразделение. Мы готовили оборону крепости Ириб, но Даниель-бек пошел на сговор с русскими, сдал крепость без боя, так я и попал к своим.