— Тогда нам говорить не о чем, поворачивайте обратно по-доброму, — сказал Юнус.
Длиннобородые старики-евреи, постукивая палками о камни, пошли вниз. За ними, вопя, ударяя себя в грудь кулаками, последовали женщины.
Юнус постоял немного у ворот крепости. Когда толпа скрылась, он подошел к одному из костров, над которым висел медный казан. Казначей вспомнил, что с утра не ел. У огня вместе с товарищами сидел Шамиль.
— А, Юнус, пришел наконец… Мне передали, что ты задержишься, — сказал Шамиль.
— Да, побродил немного по аулу.
— Ты, говорят, взял в плен какого-то старого еврея?
— Взял, это человек, нужный мне.
— С кем ты скандалил за воротами?
— С евреями.
— Из-за чего?
— Из-за пленного.
— На что тебе нужен этот жалкий старец?
— Таких людей нужно иметь. Он сведущ в торговых делах, знает языки здешние и наших племен, о главной причине расскажу позже.
Ночью, когда все улеглись, Юнус, растянувшись рядом с Шамилем, рассказал ему обо всем, что случилось с ним в тот день в еврейском магале.
— Конечно, я бы не стал связываться со стариком, если бы эта дикая лань не влезла в мою душу с первого взгляда.
— Юнус, ты сошел с ума, что может быть у тебя общего со случайной встречной, иноверкой?
— Поверь, брат мой Шамиль, я сам думал об этом, думаю и теперь, но ничего не могу поделать. Если бы мне сейчас грозила смерть и у меня спросили, чего я хочу, без сомнения ответил бы — увидеть ее еще раз.
— Брось думать о ней, разве мало у нас в горах красивых девушек, любую выдадут за тебя, отпусти утром старика и забудь ее.
— Не смогу. Не осуждай меня, никогда со мной такого не случалось. Она необыкновенная, совсем не похожа на своих шумливых соплеменниц. Мазай не только прекрасна, но и смела.
— Ты же не можешь взять ее в жены…
— И не собираюсь.
— Тогда чего хочешь от ее отца?
— Сам не знаю, но не отпущу до тех пор, пока она не явится и не попросит меня.
Спал Юнус плохо. Поднялся рано, подошел к Мардахаю, который тоже не сомкнул глаз, просидев согбенно всю ночь.
— Как себя чувствуешь? — спросил его Юнус.
— Так, как желал бы моим врагам, — ответил старик.
— Ну что ж, тогда собирайся в дорогу, — сказал Юнус.
— Все мое при мне, только пользы от меня вам столько, сколько я имею от своей бороды.
— Ничего, из ее седого авторитета мы сможем извлечь то, что не смог извлечь ты, — ответил Юнус.
Дочь Мардахая так и не явилась.
На восходе солнца, перед выступлением отряда к русской крепости, Юнус усадил Мардахая на арбу, положил рядом хурджины, наполненные дарами зажиточных таркинцев, и под охраной вооруженных мюридов отправил в Чумескент.