– У тебя все в порядке, мама?
– Ты должен с ним поговорить. Ему надо к врачу.
– Почему? Что случилось?
– Боюсь, что у него рак.
Насчет рака мама всегда высказывается с полной определенностью, называя его не болезнью и даже не онкологией, а раком. Сама мысль о раке приводит ее в ужас. Он отнял жизнь у ее родителей и ее старших братьев. С тех пор рак стал постоянно возобновляющейся темой разговоров с мамой, воплощенным злом, ждущим случая, чтобы нанести удар, когда его меньше всего ждут.
– Почему ты решила, что у него рак?
– Потому что при раке бывают трудности с дыханием. Так было с моим братом. Сначала рак отнимает дыхание, а потом и жизнь.
– Твой брат выкуривал по две пачки в день.
– А твой отец не курит. Но на днях с трудом отдышался.
Впервые я заметил, что естественный румянец на ее щеках поблек.
– Почему же ты мне не сказала? Что случилось?
– Вот как раз сейчас я и говорю, – ответила она и тяжело вздохнула. – В четверг после работы он сидел на веранде. Я готовила ужин, и, хотя жара стояла несусветная, твоему отцу втемяшилось в голову переставить ту кадку с японским кленом с одного конца веранды на другой – мол, чтобы солнце не пекло.
– В одиночку?
Я бы не мог сдвинуть эту штуковину ни на дюйм. Она весила как минимум несколько сотен фунтов. И даже больше.
– Ну да, – ответила мама, словно мой вопрос прозвучал глупо. – Передвинул, а потом несколько минут не мог отдышаться.
– Ничего странного. Любой после такого отдышался бы с трудом.
– Но не твой отец.
Я согласился с ней.
– И что было потом?
– Я же только что сказала.
– Долго он приходил в себя?
– Даже не знаю… пожалуй, пару минут.
– Отлеживался на диване?
– Нет, вел себя как ни в чем не бывало. Взял пива и включил какой-то матч.
– Ну, если ему кажется, что все в порядке…
– Ему надо к врачу.
– Ты же знаешь, он не выносит врачей.
– Вот поэтому ты и должен с ними поговорить. Слушать меня он больше не желает. Упирается, как пробка в сточной трубе, забитой потрохами и жиром, а сам уже сколько лет не был у врача.
– Так он, наверное, и меня слушать не станет. А Мардж ты просила?
– Она сказала, что теперь твоя очередь.
Ну спасибо тебе, сестренка.
– Ладно, я поговорю с ним.
Она кивнула, но по ее отсутствующему выражению лица я понял, что в мыслях у нее по-прежнему только рак.
– А где Вивиан? Она не приедет?
– Сегодня мы вдвоем с Лондон. У Вив какие-то дела.
– А-а, – отозвалась мама. Она знала, что означают эти «дела». – Твой отец, наверное, все еще в гараже.
К счастью, в тени гаража температура была чуть более приемлемой для меня, человека, привыкшего к офисам с кондиционерами. А мой отец, похоже, даже не замечал, что сегодня жарко, а если и замечал, то не жаловался. Гараж был его святилищем, и я, войдя туда, уже в который раз восхитился царящим в нем порядком и в то же время загроможденностью. Инструменты, развешанные по стенам, коробки с проводами и разными запчастями, названия которых я даже не знал, самодельный верстак с ящиками, полными всевозможных гвоздей, шурупов, гаек, какие только существуют в природе, детали двигателей, удлинители, садовый инвентарь – все было разложено по местам. Я всегда считал, что особенно комфортно отец чувствовал бы себя в пятидесятых годах двадцатого века или еще раньше, во времена первых переселенцев.