Наверное, если бы я могла с кем-нибудь об этом поговорить, стало бы легче. Но я никому не доверяла в должной степени либо, если даже доверяла, не состояла в достаточно близких отношениях. А еще я испытывала чувство вины. Довольно-таки острое чувство вины по отношению к Гильаду. Мы с воином встречались уже несколько раз. Отношения не продвинулись пока за пределы дружеских, но к тому шло, и я была невероятно благодарна за это Гильаду, ведь до него уже много лет никто не смотрел на меня как на женщину, но… В мыслях меня преследовал образ Итая Брика. В присутствии воина это заставляло чувствовать себя отвратительно. Выходило, что я ничем не лучше всех тех людей, что отворачивались от меня. Между красавцем и мужчиной, лицо которого изуродовано свежим шрамом, я безоговорочно выбирала первого. Ирония судьбы? Человеческая природа? Слепая случайность? А может быть, я все-таки заслуживаю того, что произошло со мной много лет назад?..
В тот день все шло как обычно. Я работала у Итая (точнее, адона Брика, АДОНА БРИКА, как я мысленно напоминала себе бессчетное число раз). В небе за окном мастерской четко просматривалась луна, стремящаяся по форме к идеальному кругу. И это несмотря на то, что было еще светло. Правда, по этой причине она казалась почти прозрачной и больше всего напоминала маленькое застывшее на месте облачко. Оман стоял у мольберта, щурясь, разглядывая результат с разных сторон, потом принимаясь делать выверенные, немного резкие движения кистью.
В тот момент я прошла мимо, перенося несколько набросков к столу, и вдруг художник замер, а затем, не оборачиваясь ко мне, внятно произнес:
— Уходи из мастерской.
Я тоже застыла, глядя прямо перед собой. Внутри все сжалось; отчетливо вспомнился состоявшийся пару месяцев назад разговор Брика с друзьями, который мне случайно довелось подслушать. «Если особенно сильно коробит, отсылаю ее из мастерской по каким-нибудь делам». Обида острой иглой заколола в груди. А Брик тем временем приказал уже более резко:
— Убирайся отсюда! Быстро! До завтра не приходи.
Да, это был именно приказ. На смену обиде пришел гнев. Я резко развернулась.
— А что, ваше чувство прекрасного так сильно пострадает в моем присутствии?
Лишь зло выпалив это, я обнаружила, что художник успел повернуться ко мне лицом. Но суть заключалась не в этом. Я вдруг осознала, что он стоит без движения, глядя перед собой совершенно невидящим взглядом, а слов моих даже не слышит.
А потом, все так же не уделяя мне ни малейшего внимания, Итай сжал руки в кулаки, запрокинул голову и закричал.