Я поднимаю руку в жесте, что не могу принять напиток.
— Не могу, простите. Я сегодня приняла «Ативан», а мне не стоит пить, когда я принимаю таблетки.
— Оу, — она по-новому смотрит на меня. Изучает меня. Будто пытается увидеть действие таблеток. Но спустя несколько секунд, относит напиток назад к бару и ставит его на каменную столешницу.
Думаю, тот яд, что она выбрала для меня, ей не по душе.
— Ты не любишь говорить, дорогая?
— Как? — это все, что у меня получается произнести.
— Что как? — она моргает, глядя на меня.
Я обдумываю свой выбор слов в данный момент.
— Как вы живете в мире с собой, зная, что вы отправили человека убивать?
Я могу сыграть в ее игру.
Ее улыбка исчезает, а челюсти сжимаются.
— Имеешь в виду, Джеймса? Или Тони? Или, может, ты о моей дочери Николе?
Или расположить ее к себе.
— Всех их.
— Это политика Организации, дорогая. Ты точно так же отправишь своих детей. Скоро, — произносит она, указывая своим бокалом на мой живот.
Или убить ее.
— Я могу сломать вашу шею прямо сейчас.
— Что?
— Просто свернуть ее, что я и сделала с наемником на грязном байке, который пытался украсть Сашу.
— Ты уверена, что знаешь, на какой ты стороне? На чьей ты стороне?
Знакомый звук вращения лопастей вертолета, приближаясь, вклинивается в наш разговор.
— Могу сделать это за то, что вы сделали с ним. Могу…
Я говорю больше и больше, но звук вертолета такой громкий, что крадет мои слова. Но я смотрю ей в лицо, и это все, что мне нужно. Я запомню страх, который она чувствует в этот момент, когда понимает, что недооценила меня. Когда понимает, что наполовину мертвый мужчина в инвалидном кресле не сможет спасти ее, если я решу положить конец ее террористическому правлению.
Яхта раскачивается из стороны в сторону, и она проливает свой напиток, потому что эти каблуки явно неподходящая обувь, и из-за них она спотыкается.
— Харпер, — Винсент кричит поверх грохота лопастей, хватаясь за края трапа и спрыгивая на палубу. Он пересекает ее и становится между мной и своей матерью. Его волосы растрепаны. По факту, он вообще в беспорядке. Рубашка расстегнута сверху, и на нем нет ни пиджака, ни галстука. Будто он только что выбрался из кровати.
Ублюдок. У него, вероятно, есть девушка в том доме, которая трахает его. Скорее всего, он провел день с ней.
— Идем, — настаивает он, наклоняясь к моему уху. Его хватка на моей руке ни на секунду не ослабляется. Она жесткая и крепкая. Второй рукой он берет меня за локоть, направляя мимо своей матери, пока мы преодолеваем путь к трапу, ведущему внутрь вертолета.
Ее рука делает выпад вперед, когда я прохожу мимо, и она выплескивает ледяное содержимое своего стакана мне в лицо.