Борецкий впервые видел перед собой московского князя. Был он не выше Дмитрия, с тяжелым крупным носом и чуть нависшими бровями, небольшой бородой, слабо тронутой сединой. Было в ту пору московскому князю немногим больше тридцати. У Борецкого мелькнула мысль, что Иван Третий старше его лет на десять…
А государь московский, насупившись, надвигался на него.
- Почему ты не именуешь меня государем, как величают меня московские бояре?
Дмитрий отшатнулся: взгляд князя Московского был ужасен. Борецкий ответил с достоинством:
- Может, ты для них и государь, но для меня, боярина новгородского, князь Иван. И да будет тебе известно, в нашем вольном городе нет великих князей. Мы их и призывали, мы их и изгоняли за ненадобностью.
Побагровел Иван Третий, ладони в кулаки сжал.
- Дерзко говоришь, воевода. Таким от меня помилования не жди.
Но Борецкий оставался недвижим.
- Говорят, вы, Борецкие, главные супротивники власти великих князей московских? От вас все неповиновение исходит?
- Это так, князь Иван. Новгород Великий Суду господ подвластен, а не московским великим князьям.
- А грамота договорная не от вас ли, Борецких, к королю польскому и великому князю литовскому исходила?
- Истину сказываешь, князь Московский, я эту грамоту договорную Казимиру возил. И мать моя меня на то благословила. Однако Казимир потребовал заручиться согласием веча.
Иван Третий зубы сцепил, кулак на Борецкого поднял. Вот-вот ударит. Но вдруг руку опустил, спросил уже спокойней:
- Готов ли ты, холоп, признать меня государем? И признают ли это новгородцы?
Дмитрий прищурил глаза:
- Я не холоп, князь Иван, и для меня ты не государь. А как новгородцы о том мыслят, у них и спросишь.
Иван Третий подал знак, подбежали оружные дворяне.
- Казните холопа!
Пройдя по Двине, воевода Тютчев повернул на Устюжну. Шел не торопясь, с передышками. Любил вперед, в авангард, выставлять отряд дворян. Конные, хорошо оружные, они расчищали путь.
В землях двинских новгородцы не слишком и сопротивлялись, особенно когда узнали, что московские полки уже под Новгородом…
Потерпев поражение на Шелони, часть новгородских ратников оказалась плененной, часть погибла, а часть под прикрытием владычного полка укрылась за новгородскими стенами.
Среди взятых в плен и казненных оказался второй воевода Дмитрий Борецкий. Пленили и главного воеводу Казимера. А третьему воеводе, Василию Селезневу, удалось вырваться из окружения. Он провел часть ратников мимо Новгорода, переправился через Мету, обмелевшую в эту засушливую пору, и двинулся на Устюжну.
Воевода Селезнев был убежден, что переждет лихолетье на Двине, пополнится людьми и продовольствием.