— Я приду сегодня вечером к тебе, как только стемнеет. Оставь окно открытым!
— Сегодня нет, — ответила она мягко, — сегодня нет.
— Но я так хочу, слышишь, ты?
— В другой раз, ладно? Сегодня нет, я не могу.
— Я приду сегодня вечером, сегодня вечером или никогда. Выбирай что хочешь.
Она освободилась от его объятий и ушла.
Вечером чужак залег в засаду на берегу, дожидаясь темноты. Но гондолы не было. Тогда он направился к дому возлюбленной, спрятался в кустах и положил на колено ружье.
Было тихо и тепло, сильно пахло жасмином, и небо расцвечивалось за белыми полосками облачков маленькими матовыми звездочками. В глубине парка пела какая-то птица, одна-единственная птица.
Когда уже почти совсем стемнело, из-за угла дома вышел легкими шагами мужчина, он словно крался на цыпочках. Низко на лоб была надвинута шляпа, но было так темно, что в этом не было необходимости. В правой руке он нес букет белых роз, слегка мерцавших в темноте. Сидевший в карауле напрягся и нажал на спусковой крючок.
Тот, кто подошел к дому, посмотрел наверх, но в доме не было ни одного огонька. Тогда он подошел к двери, наклонился и оставил поцелуй на железной ручке замке.
В этот момент сверкнуло, раздался грохот и послышалось слабое эхо в глубине парка. Человек с розами рухнул на колени, потом повалился спиной на гальку и остался лежать, тихо вздрагивая.
Стрелок прождал довольно долго в засаде, но никто не появился, и в доме все оставалось тихо. Тогда он осторожно подошел и склонился над застреленным, у которого с головы упала шляпа. В смущении и удивлении узнал он поэта Флориберта.
— Еще и этот! — простонал он и ушел. Чайные розы рассыпались по земле, а одна так и застыла в крови умершего. В деревне колокол отбил полночь. Небо все гуще затягивалось белыми облаками, а чудовищная башня замка высилась к небу, как почивший великан. Рейн величаво катил свои воды медленным потоком, а внутри черного парка еще далеко за полночь пела одинокая птица.
Среди поклонников красавицы певицы Лизы был Рейнхард Брам, известный художник, во всяком случае, один из самых примечательных, хотя и с известными странностями.
Когда он познакомился с Лизой, ему было сорок четыре года, и уже более десяти лет он вел затворнический образ жизни. После нескольких лет бесцельного бродяжничества и шумных развлечений он погрузился в аскетическое одиночество и, целиком отдаваясь искусству, считал всякое будничное времяпрепровождение пустой тратой времени. Лихорадочно работая, он сторонился любых компаний и праздных разговоров, забывал про еду, переставал заботиться о своей внешности и очень скоро оказывался всеми забытым. Но продолжал отчаянно писать. Он не писал ничего другого, кроме ландшафтов в час сумерек — с характерным исчезновением форм и контуров, размываемых мглой.