Но весной он снова начал писать.
Так проходил год за годом. Часто ему удавалось бездельничать целыми неделями, но все-таки понемногу что-нибудь писать. Потом он опять впадал в уныние и все забрасывал. И наконец однажды он провел после мрачного запойного дня холодную мартовскую ночь в открытом поле, тяжело простудился и умер в одиночестве, без всякого ухода. Его уже похоронили, когда, прочитав о нем заметку в газете, приехал его родственник, чтобы увидеть его. Среди картин, которые художник оставил после себя, был удивительный автопортрет последних лет его жизни: основательно и без прикрас проработанный эскиз головы, безобразно запущенные черты лица стареющего пьяницы, легкая ухмылка на губах и нерешительный печальный взгляд. Неизвестно по какой причине Брам провел, однако, кистью по готовому, явно не без горькой самоиронии исполненному портрету, крест-накрест два густых красных мазка.
В давние времена расположились как-то под Канволе, столицей страны Валуа, лагерем рыцари, разбив множество роскошных шатров. День за днем разгорался турнир, главным призом на котором была рука королевы Херцелоиды, девственной вдовы Кастиса, прекрасной дочери короля Грааля Фримутеля. Среди участников турнира можно было увидеть высокопоставленных властителей: английского короля Пендрагона, норвежского короля Лота, короля Арагона, герцога Брабантского, знаменитых графов, рыцарей и славных воинов, таких как Моргольт и Ривалин; все они перечислены во второй песне «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха. Один прибыл за воинской славой, другой — ради прекрасных голубых глаз молодой королевы, большинство же — ради ее богатых и плодородных земель, городов и замков.
Помимо многих высоких властителей и именитых героев, прибыло туда и целое воинство безымянных рыцарей, отчаянных смельчаков, головорезов и прощелыг без гроша в кармане. У некоторых из них не было даже собственного шатра, они пристраивались на ночлег где придется, часто под открытым небом, накрывшись плащом. Лошади их жили на подножном корму, сами же они находили еду и питье за чужим столом, с приглашением или без, и каждый из них надеялся на удачу, если вообще помышлял о том, чтобы поучаствовать в турнире. Надежда была, в сущности, крайне мала, потому что лошади у них были никудышные, а на плохом жеребце и самый смелый рыцарь вряд ли чего добьется на турнире. Многие и не думали о том, чтобы биться, а собирались лишь при всем этом присутствовать и по возможности присоединиться ко всеобщему веселью или получить от этого какую-нибудь выгоду. Настроение у всех было хорошее. Каждый день — празднества и угощения то в замке королевы, то у влиятельных и богатых правителей в лагере, и кое-кто из бедных рыцарей радовался тому, что турнирные бои так затянулись. Рыцари выезжали на прогулки, охотились, вели беседы, пили и веселились, наблюдали за боями и при случае пробовали свои силы, лечили раненых лошадей, дивились роскоши великих государей — не упускали ничего и радовались жизни.