Так как время представления вышло, пантомимы не были исполнены. Да и мы, пробывшие здесь дольше предполагаемого часа, без промедления направились домой.
Во время представления мы постоянно оживленно общались. Я сидел рядом с Анной Амберг, и хотя мы не сказали друг другу ничего, кроме случайных реплик, получилось так, что мне сейчас, по дороге домой, не хватало рядом с собой ее тепла и близости.
Лежа в постели, я долго не мог заснуть, и у меня было достаточно времени подумать над этим. Очень неудобным и постыдным было для меня осознание своей неверности. Как я мог так быстро отказаться от красавицы Хелены Курц? Однако, прибегнув в этот вечер и в последующие дни к некоторой софистике, я все обдумал и навел порядок в душе, успешно разрешив все кажущиеся противоречия.
Еще той же ночью я зажег лампу, нашел в кармане жилета пфенниг, который Анна в шутку дала мне сегодня, и стал с нежностью его разглядывать. На нем была выгравирована дата: «1877», — значит, он был мой ровесник. Я завернул его в белую бумагу, написал сверху начальные буквы А.А. и сегодняшнее число и положил его во внутренний кармашек кошелька как талисман, приносящий счастье.
Половина моих каникул, а, как известно, первая из них всегда длиннее второй, уже давно прошла, да и лето после целой недели сильнейших гроз начало медленно стареть, задумываясь над своим будущим, тогда как я, для которого все на свете было теперь все равно, плыл влюбленным под раздутыми парусами через понемногу уменьшающиеся дни, возлагая на каждый из них радужные надежды, приветствовал в своей веселой заносчивости каждый из них, радовался их сиянию, не задерживал их и давал каждому уйти, не испытывая сожаления.
В этой веселой заносчивости наряду с непонятной беззаботностью молодости была немножко виновата моя дорогая мать. Не говоря ни слова, она дала тем не менее понять, что моя дружба с Анной ей не нравилась. Общение с умной и благовоспитанной девушкой и в самом деле пошло мне на пользу, и мне казалось, что более глубокие и близкие отношения с ней найдут одобрение со стороны матери. Так что это не вызывало у меня никаких беспокойств и не требовало скрытности, и я действительно жил рядом с Анной не иначе, как с любимой сестрой.
Правда, я был все еще далек от конечной цели моих желаний, и через какое-то время это неизменно товарищеское общение случайно приобрело неприятный для меня оттенок, ибо я возжелал перейти из четко ограниченного сада дружбы на широкие и свободные просторы любви, не имея ни малейшего понятия о том, как незаметно заманить туда мою простодушную подружку. И из этого намерения возникло в последнее время моих каникул божественно свободное, парящее чувство между удовлетворенностью и желанием чего-то большего, оставшееся в моей памяти как ощущение величайшего счастья.