— Хотелось бы на это посмотреть. — Она весело засмеялась.
Тогда я снял шляпу, заменившую мне тарелку, изобразил из себя жестами человека, собирающего деньги, и нижайше попросил ее о небольших чаевых в пользу клоуна. Она сунула руку в карман, нерешительно поискала хоть что-нибудь и бросила мне потом один пфенниг в шляпу, я с благодарностью убрал его в карман жилета.
На какое-то время долго подавляемое веселье оглушило меня как дурман, весь день я по-детски дурачился, при этом, возможно, понимание собственного преображения играло определенную роль.
Вечером мы отправились на представление вместе с Фрицем, возбужденным до крайности и жаждавшим развлечения. На Брюэле кишели толпы народа, перемещавшиеся в темноте, дети стояли тихие и блаженные, с широко раскрытыми глазами, озорники мальчишки задирали друг друга и толкались, наступая людям на ноги, бесплатные зрители уже расселись по каштанам, а полицейский даже нацепил на себя шлем. Вокруг арены соорудили ряды кресел, посреди круга стояло похожее на виселицу сооружение о четырех столбах, на которых висели керосиновые лампы. Их зажгли, люди сгрудились вокруг шапито, ряды кресел начали заполняться, над ареной и головами людей плясали красные отсветы горящих факелов, разбрасывающих сажу.
Мы нашли свои места. Раздались звуки шарманки, и на арене появился распорядитель с маленькой черной лошадкой. Выбежал клоун и начал паясничать с распорядителем, отвешивавшим ему бесчисленные оплеухи, что вызывало у публики восторги. Все начиналось с того, что клоун задавал распорядителю нахальный вопрос. Отвесив ему оплеуху, тот отвечал:
— Ты что же, принимаешь меня за верблюда?
Клоун подавал реплику:
— Нет, господин. Я точно знаю разницу между верблюдом и вами.
— Ах ты, шут гороховый. И что это за разница?
— Господин, верблюд может работать восемь дней и не пить ни капли. А вы можете восемь дней пить и ни капли не работать.
Снова оплеухи и снова аплодисменты. Дальше все шло в таком же духе, и я, удивляясь примитивности шуток и наивности благодарных зрителей, смеялся вместе с ними.
Черная лошадка подпрыгивала, садилась на скамейку, считала до двенадцати и притворялась мертвой. Потом появился пудель, он прыгал через обруч, танцевал на задних лапках и демонстрировал военную выправку. И клоун постоянно тоже был тут. А вот появилась и коза, прелестное животное, она, как эквилибрист, вертела на копытцах стул.
Наконец клоуна спросили, он что, больше ничего не умеет, как только путаться у всех под ногами и задавать дурацкие вопросы? Тогда он быстро сбросил шутовской балахон, под которым скрывалось красное трико, и поднялся на канат. Он был очень хорош собой и делал свое дело отлично. Хотя даже и без этого зрелище было великолепным — видеть освещаемую пламенем красную фигуру высоко наверху, на фоне темно-синего ночного неба.