Прождав более часа, я вдруг заметил, что голубая занавеска шевельнулась, словно за ней кто-то стоял и выглядывал в щелочку в сад. Я затих и ждал в величайшем возбуждении, что произойдет дальше; меня отделяло от окна не больше трех шагов. По лбу бежали струйки пота, а сердце отчаянно колотилось; я даже опасался, что это может кто-то услышать.
То, что случилось, поразило меня сильнее, чем выстрел в самое сердце. Занавеску отдернули резким рывком, и из окна молниеносно и бесшумно выпрыгнул мужчина. Едва я оправился от безмолвного удивления, как тут же впал в другое, поскольку в следующий же момент узнал в смельчаке моего врага — кузена. Вспышкой молнии озарило меня понимание всего случившегося. Я задрожал от ненависти и ревности и был близок к тому, чтобы выскочить из кустов и наброситься на него.
Альвис встал на ноги, улыбнулся и осторожно огляделся по сторонам. Сразу после этого из павильона через дверь вышла Исабель, обогнула его, подошла к кузену, улыбнулась и тихо и нежно шепнула: „Иди же, Альвис, иди! Адье!“
Она повернулась к нему лицом, он обнял ее и прижался губами к ее устам. Они поцеловались один только раз, но это был такой долгий и жаркий поцелуй, такой страстный, что мое сердце сделало за эту минуту тысячу ударов. Еще никогда я не видел такой буйной любви, о какой мне до сих пор было известно только из стихов и новелл, в непосредственной близости, а вид моей дамы, красные губы которой жадно и ненасытно искали рот моего кузена, буквально лишил меня рассудка.
Этот поцелуй, господа, был для меня слаще и горше любого другого, который я когда-либо испытал, целуя сам или когда целовали меня, за исключением, пожалуй, одного, о котором я вам сейчас расскажу тоже.
В тот самый день, когда моя душа трепетала как раненая птица, мы получили на завтра приглашение в гости к болонцу. Я идти не хотел, но отец приказал мне принять участие. И я опять провел целую ночь без сна и в мучениях. Мы оседлали лошадей и размеренным шагом поскакали к соседям, въехали в ворота, миновали сад, в который я так часто пробирался тайком. И если мне в высшей степени тоскливо и муторно было на сердце, Альвис с улыбкой поглядывал на павильон и кусты лавра, что приводило меня в бешенство.
И хотя на сей раз я не то чтобы не сводил глаз с Исабель за столом, однако каждый взгляд доставлял мне адские мучения — напротив нее сидел ненавистный мне Альвис, и едва я взглядывал на прекрасную даму, перед глазами тут же всплывала вчерашняя сцена. Тем не менее я время от времени смотрел на ее прелестные губы. Стол был превосходно убран яствами и винами, беседа текла весело и непринужденно, а мне кусок не шел в горло и я не принимал никакого участия в разговоре.