Рассказы о любви (Гессе) - страница 6

Доктор поднялся и подал Элизабет руку, а поэт преподнес ей букетик цветов, хозяйка взяла лампу и проводила гостей до ворот.

Мартин сопровождал музу по тихим улочкам старинного городка.

Элизабет заговорила:

— Сколько людей в нашем городе, как вы думаете, умеют так наслаждаться летним вечером, как наши хозяева?

— Ну, прежде всего мы двое, — ответил Мартин.

— Да, а еще?

— Двое, может быть, трое.

— Двое, трое. Я знаю, кого вы имеете в виду. Где-нибудь в другом месте вы не стали бы читать «Смерть Тициана». Найдите мне книгу, вы это сделаете? А вы? Я уже сколько месяцев не слышала от вас ни одного стиха.

— Я каждый день сжигаю по листочку.

— Какому листочку?

— Стихов. Поэма. Я работаю и очень недоволен собой.

— Что за стихи?

— В названии одно лишь женское имя. И содержание — тоже женщина, одна девушка. Ее изысканная красота, ее голос, движения, удивительно тонкая одухотворенная натура и кое-что из жизни ее чрезвычайно живой и переменчивой души. Ее волосы, ее глаза, ее манера смеяться, ходить и говорить, ее любимые цветы. Но стихи распадаются прямо у меня в руках, и если бы прекрасная дама узнала об этом, она бы рассмеялась.

— Вы в этом уверены?

— Она холодна и сурова. Вероятно, никогда не любила.

— И вы влюблены в это загадочное существо. Почему вы не скажете об этом самой даме?

— Я не создан для объяснений в любви.

— Странно. Эту даму зовут Елена?

— Нет. Вы на ложном пути. Впрочем, вы знаете, что из меня никакой тайны не вытянуть. Так что не тратьте понапрасну усилий.

На несколько минут их лица попали в свет фонаря.

— Вы бледны, — сказала Элизабет. Мартин промолчал.

Элизабет неожиданно тихо рассмеялась и посмотрела еще раз поэту в лицо.

— Эта ваша трагическая маска, — снова сказала она, — я уже знаю ее. Иногда вы выглядите точно так, как я себе в детстве представляла великих поэтов: всклокоченные волосы, набегающие на лоб волны задумчивости, широко раскрытые глаза, губы чуть сжаты и бледность лица.

Мартин не улыбнулся.

— Почему вы насмешничаете, Элизабет? — спросил он спокойно.

— Я вовсе не насмешничаю. Я даже нахожу, что это вам очень к лицу. Почему мне нельзя сказать вам об этом?

— Да из-за вас же самой, Элизабет. Потому что ваш образ и ваш голос все еще неотделимы для меня от вечерней музы, ее игра сделала меня счастливым, и я преподнес ей букетик фиалок.

Воцарилось короткое молчание, во время которого в узком мощеном переулке раздавались только шаги идущей пары.

— Должна сознаться, — продолжила разговор изящная дама, — что никак не могу позавидовать предмету вашего нового сочинения. Насколько я была бы счастлива увидеть свое отражение в зеркале ваших благородных и благозвучных стихов, настолько мало привлекает меня перспектива быть возлюбленной такого строгого, тонко чувствующего и столь одухотворенного человека.