Все посмотрели вверх — в синюю, полную звезд ночь. Только Мартин отодвинулся в темноту и не спускал ясных глаз с левой руки Элизабет, на краю круглого стола неслышно отбивавшей такты. Он впервые увидел элегантную прелесть этой руки, при взгляде на нее ему открылось новое понимание редкостного дара прекрасной пианистки. Он разглядывал это хрупкое творение, а красивые пальцы все двигались, словно ударяли по клавишам. Мартин коснулся их листком фиалки — на столе лежали сорванные цветы. Элизабет вопросительно взглянула на него.
— Ваша левая рука скучает по роялю, Элизабет. По ноктюрну.
Она задумалась на мгновение и, не наклоняя лица, устремила широко открытые глаза в землю. Движение неуловимое, но вместе с тем придававшее ей еще красоты, ибо в этот момент быстротечная игра ее мимики замерла и узкое благородное лицо приняло выражение серьезное, как на портрете маслом.
— Хорошо, я сыграю. Но в темноте. А вы все оставайтесь здесь.
Она тихо и медленно поднялась. В салоне, выходившем в сад, стоял рояль. Легкая фигура, одетая в светло-голубое, бесшумно прошла по газону и исчезла в темной глубине дома. Ее светлый контур неожиданно оставил после себя слабый свет в темном углу сада, где ночной мрак вновь сомкнулся черными волнами вслед растворившейся в нем фигуре. Вскоре из открытых окон полилась простая, медленная и плавная музыка — вечерняя мелодия, присутствующим незнакомая. Это мог быть Моцарт, а может быть, Гайдн. После очень короткой паузы тональность сменилась, и та же самая мелодия, претерпев легкое и чудесное превращение, повторилась в басовом ключе, тогда как аккомпанемент заметно упростился и последние ноты, без четко выраженного заключительного аккорда, затерялись во тьме. Трое слушателей чувствовали: этот ноктюрн принадлежит не Гайдну, а самой Элизабет, а музыка — совершенное олицетворение сегодняшнего вечера и сочинена специально для них, трех понимающих в ней толк ценителей. И поэтому красивая девушка не была встречена вопросом, когда тихо возвратилась к освещенному столу, а лишь с молчаливой благодарностью.
— Нам пора уходить? — спросила она вскоре хозяина.
— Ну нет, еще нет, — остановил ее тот, — я хочу рассказать вам кое-что на прощание, одну маленькую историю, или, вернее, поэму.
Все заулыбались и приготовились слушать. Вокруг висячей лампы закружилась ночная бабочка. Доктор закрыл глаза и начал:
— Чтобы отдохнуть и насладиться красотой позднего часа, молодежь и старики собрались однажды теплым летним вечером в тиши сада. Поэт читал изумительные стихи по-летнему прекрасного сочинения. В кругу под яркой лампой завязалась мирная беседа о разном, неиссякаемым источником тем которой был этот не отягощенный заботами вечер и дружба. Поэт собрал в букетик сорванные фиалки, а его молчаливая муза призвала друзей поднять глаза над маленьким кругом уютного света лампы и посмотреть на чистые звезды. И когда ночь вмешалась своими ароматами и густым сумраком в застольную беседу, муза ответила ей из глубин своего искусства чудесной, близкой ее сердцу мелодией. Старики молчали и протянули музе руку, но поэт опередил их и поблагодарил ее, одарив благоухающими фиалками.