На следующий день все так и случилось: Дмитрий отправился в больницу, сделал традиционный обход, потом оперировал тяжелого больного с опухолью кишечника, проконсультировал пожилую медсестру, которая давно работала в больнице и которой Дмитрий очень дорожил. Она обратилась с жалобой на боли в животе. Оказался весьма запущенный аппендицит с ограниченным перитонитом. Ее немедленно взяли на стол, Дмитрий успешно соперировал и, уходя, заметил, как к ней зашел проведать главврач — это была его теща, оставшаяся ему в наследство после смерти первой жены.
«Так-то вот, — подумал Дмитрий, — вовремя поставить диагноз, даже аппендицита, мы не можем, а на конференцию в Германию, где в объявленной тематике — ни бельмеса, это пожалуйста, всегда готовы. Впрочем, не позавидуешь человеку, которому приходится жить в одной семье с новой женой и старой тещей…»
На том и закончился первый рабочий день после сотворения блестящего экспромта.
Танька брела домой после дежурства, пересекая парк на Большой Пироговке.
По всем приметам подошло время зимы, но она все еще кокетничала с осенью, то уступая ей, то грозно напоминая о себе. Снег лежал тонкими ажурными кружевными заплатками на еще не успевшей пожухнуть траве и на разлапистых ветвях кустарников.
Подумалось, что работа, в которую она впряглась, тоже похожа на заплатку, которой следовало прикрыть… что? Этого Таня и сама не знала — может, все-таки боль, точнее, свербящее чувство, так и оставшееся после «ухода» Лехи? Но откуда и почему боль, если не было любви? Вот уже прошло несколько месяцев, а в голове все крутится и крутится вопрос: «А если бы Леха вдруг взял и обнял меня или поцеловал? Как бы я отреагировала? Ясное дело — съездила бы по физии! Так отчего, отчего, отчего, черт возьми, меня все это дергает, не оставляет в покое!»
Таня взялась за кончик небольшой ветки, тряхнула ее и подставила лицо. Снег душем посыпался ей на лоб, на веки, в приоткрытый рот — блаженство! И вдруг пришла такая простая, такая ясная мысль: ведь Леха и не пытался никогда изменить их платонические отношения, ни раза, ни полраза. Какая же это влюбленность или любовь? Кто и когда определил его отношение к ней этими словами — теперь уж и не вспомнить. Значит, ни ее к нему, ни его к ней не влекло — обыкновенная вегетарианская дружба, которая к тому же закончилась, рассосалась, испарилась, улетучилась, потому что, наверное, нельзя одну любить, а с другой дружить или дружить втроем, всем вместе, не в розницу, а оптом.
Откуда было знать Таньке, что на самом деле происходит в двадцатилетних сердцах, если она и о своем-то имела смутное представление…