— А-а. — Лукин слегка пошевелился, взял листок и поднес к глазам. — Да. Знаешь, из-за болезни с памятью у меня неважно.
— Эта девочка была моей сестрой, — сказал Самсонов. — Постарайся, ладно?
— Серьезно? Ну и ну! А из-за чего сыр-бор, я что-то не пойму. Того парня посадили, это я помню.
Следователь молча положил на одеяло второй рисунок:
— Это нашли сегодня. Рядом с утилизатором, которым кто-то превратил девушку в фарш.
Последовала продолжительная пауза. Лукину требовалось время, чтобы осознать услышанное.
— То есть, — проговорил он наконец, — он убил снова? Когда он вышел?
— Он не вышел.
— А, да. Верно, его же убили в тюряге. Тогда… получается, посадили не того?
— Похоже на то.
— Значит, это был не Хоботов? — Голос был абсолютно равнодушным.
— Возможно, это подражатель, — ответил Самсонов. — Но почти все сходится.
— Подражатель? — В голосе Лукина послышалось сомнение.
— Почему бы и нет?
— Ну да. Конечно. — Бывший полицейский слегка пожал тощими плечами.
— Я хотел спросить, у вас были сомнения по поводу виновности Хоботова? — проговорил Самсонов, снова переходя на «вы».
Лукин почти десять секунд молчал, прежде чем ответить:
— Ты поэтому приехал?
— Да.
— Думаешь, я фальсифицировал улики? — Лукин прищурился, глядя на Самсонова.
— Нет. Просто насколько весомы были…
— Доказательства? Это решал суд, верно?
— Конечно. А ваше личное впечатление? Хоботов был виновен?
— Ты читал дело?
— Да.
Пальцы Лукина продолжали комкать пододеяльник, он с тоской посмотрел на жгут. Ему явно хотелось, чтобы Самсонов ушел.
— Я вас не задержу надолго, — сказал следователь.
— Хоботов работал на стройке. Сварщиком. У него в квартире нашли прядь волос твоей сестры в конверте под матрасом и краски, которыми он рисовал Кали на этой бумажке. — Лукин приподнял первый листок. — Тогда я был уверен, что он виновен. Я ему ничего не подбрасывал. Да и что я мог ему подсунуть?
— А что говорило в пользу Хоботова? Я читал, что на баночках с краской не было его отпечатков.
— Зато они были на конверте с волосами. Кроме того, мы нашли у него дома перепачканные краской перчатки.
— И решили, что он рисовал в перчатках?
— Это казалось логичным: иначе на бумаге могли остаться отпечатки.
— А на внутренней стороне перчаток были отпечатки?
— Да. Как же иначе?
Самсонов немного помолчал, прежде чем задать следующий вопрос:
— Как вел себя Хоботов?
Лукин слабо усмехнулся:
— Все отрицал. Что ему оставалось делать?
— Объяснить, зачем он убил мою сестру.
— Знаешь, он был не из тех, кто мечтает о славе и спешит поделиться с миром своими мыслями.
— Он так и не признался, верно?