Допив шампанское, обе уснули. Вот уже семнадцать лет Клаудия исправно тянула судейскую лямку, потому что должна была переизбираться. Филлис тоже прилежно трудилась в своей маленькой компании. Обе мучились недосыпом. Через два с половиной часа после вылета из Флориды они приземлились в аэропорту Тетерборо, штат Нью-Джерси, к которому было приписано больше частных самолетов, чем к какому-либо еще аэропорту мира. Оттуда их тут же увез большой черный автомобиль. Уже через двадцать минут они оказались в своем здании в Хобокене — новом стеклянном небоскребе на Гудзоне, напротив финансового района. С их четырнадцатого этажа открывался захватывающий вид на Нижний Манхеттен, до статуи Свободы рукой подать. В просторной квартире был строгий минимум мебели. Это являлось вложением, а не жильем, активом, который они собирались скоро сбыть с рук. Собственность была, разумеется, оформлена на оффшор — на сей раз зарегистрированный на далеких Канарских островах.
Филлис наслаждалась игрой в заморские юрисдикции и постоянно перемещала по миру их деньги и компании, подыскивая самый удобный налоговый рай. Со временем она стала опытнейшим экспертом по сокрытию денег — естественно, своих и Клаудии.
Когда стемнело, женщины натянули джинсы, заказали машину и покатили в Сохо, ужинать в маленьком французском бистро. Потом, сидя в полутемном баре, они снова пили шампанское и, хихикая, рассуждали о том, какой длинный путь проделали — не только по расстоянию, но и в жизни вообще.
Армянина звали Папазьян — они никогда не уточняли, фамилия это или имя. Какая разница? Их дела были окружены тайной, стороны не задавали вопросов, так как не нуждались в ответах. В десять часов утра в субботу он позвонил в их дверной звонок и после положенных любезностей открыл свой чемоданчик. На темно-синий бархат, расстеленный на столике, лег его товар: бриллианты, рубины, сапфиры. Филлис, как водится, подала ему двойной эспрессо, и он стал, попивая кофе, описывать каждую драгоценность. За четыре года они убедились, что Папазьян предлагает только самое лучшее. У него имелся магазин в деловом центре, где они когда-то познакомились, но он был рад являться с товаром на дом. Он не знал, кто они и откуда. Его интересовал только факт приобретения и наличные деньги. Меньше чем за час они отобрали горсть лучшего товара — «переносное богатство», как называла это Филлис, — и отдали продавцу деньги. Папазьян медленно пересчитал сотенные купюры, в общей сложности 230 тысяч долларов, что-то бормоча на родном языке. Все остались довольны. Он допил вторую чашечку кофе и откланялся.