— Да это ясно-понятно, — задумчиво сказал Фёдоров. — Не в том дело! Главное — какая у них установка! Если специальной установки нет — тогда одна песня, а если дана команда «фас», то из-за непотушенного бычка в урне завод опечатают и установку конвейера сорвут…
— Чего сопли жевать? — вскинулся Малышев. — Не ясно, что ли, — установка хреновая! А мы должны через нее перепрыгнуть!
— С Зеленцовым вопрос решен, хотя и задорого, — пояснил Вайс. — Он положительный отчет нарисует. Только, скорей всего, его потом уволят. Хочет гарантий: материальную компенсацию, должность хорошую, оклад соответствующий. Я пообещал.
— Правильно! Что надо, то и сделаем! — одобрил генеральный директор.
— А как с ОБЭПом выйдет, не знаю…
— Ничего, я этот вопрос подработаю, — кивнул Малышев. — Меня и губернатор, и его замы помнят — в одних президиумах столько лет заседали! Мы перед нашей властью не провинились, так что, думаю, нас в обиду заезжим варягам не дадут. Отблагодарить в случае надобности и мы можем.
— Хорошо бы так, — вздохнул Вайс.
— Идите, — подвел итог генеральный, — работайте. Проверить все. Чтобы нигде ни сучка…
— …ни сучки, — произнес Фёдоров.
Малышев тяжело взглянул на него и поморщился, будто на зуб среди морепродуктов попал кусочек ракушки.
* * *
Андрей сидел в своей пятиметровой кухоньке за старым столом с включённой допотопной настольной лампой, металлический отражатель которой концентрировал свет только в круге на столешнице, а границы маленького помещения в отражённом свете этого круга раздвигались и становились зыбкими. Прихлёбывал крепкий сладкий чай, из-за дешевизны своей имеющий не чайный аромат, а привкус сена, и сдобренный в связи с этим щепоткой ванили и парой капель дешёвого лимонного концентрата из жёлтой пластмассовой бутылочки. В руке он держал большую тяжёлую лупу в виде рака, обхватившего клешнями линзу, и рассматривал сквозь нее бумажный прямоугольник с изображением комбайна, пятиэтажных домов, приукрашенных художником профилей рабочего и работницы.
Когда-то в детстве точно так же его завораживало рассматривание марок, монет, денежных купюр, облигаций. Марок было довольно много — в те времена люди переписывались очень интенсивно, и мать никогда не выбрасывала пришедшие конверты, пока Андрюша не «выпарит» марку. А отец разрешал ему уложить проштемпелёванный квадратик в большой старый кляйстер только после того, как сын находил на карте город отправления письма и зачитывал из энциклопедического словаря сведения о нем.
А монеты, правда, только советские, других не было, — это же был их с отцом духовный пир. По субботам в маленькой комнате коммунальной квартиры устраивались они вдвоём под похожей лампой и в круге света сравнивали монеты одинакового достоинства, но разных лет выпуска. А появление всевозможных юбилейных монет — вообще праздник! Отец по-взрослому серьёзно спрашивал у Андрея: «Вот если бы тебе надо было решать, чему или кому ещё можно посвятить монеты, что бы предложил?» И маленький Говорок, недолго думая, перечислял всех книжно-газетных героев тех лет, друзей и родственников…