— Да я, можно сказать, и любви-то не изведал. Ведь как у нас на Руси? Отец присмотрел, сосватал — ну и получай супружницу… Прижилась, хозяйка не из худших, но любви не получилось… Не ведаю, как дальше быть.
— В таком деле тебе я не советчик. Как душа подскажет.
А душа Василия рвалась к избе Олеси, что подле храма. Женка в его лавке так больше и не появилась. Набрался духу молодой купец, собрал подарки и… постучал в желанную калитку.
Олеся не затворилась, впустила. Василий же прямо с порога брякнул:
— Хоть серчай, хоть гони прочь, но люба ты мне. Что хочешь, делай, но жить я без тебя уже не сумею… Всё в лавке тебя поджидал.
В лавку же Олеся не захотела больше идти. Оробела. Уж больно понравился ей молодой купец, чем-то похожий на её погибшего супруга. Такой же высокий, крутоплечий, с темнорусой шелковистой бородкой. Как увидела, так едва ноги до избы донесла. Затем встала у кивота, и всё молилась, молилась, прося у Богоматери прощения за грешные мысли. Несколько дней провела в молитвах, и зарок себе дала: к лавке больше не ходить, купца-молодца не видеть… А он, нежданно — негаданно, сам заявился. И дрогнуло сердце Олеси, про зарок свой забыла, ночевать (да прости её, Господи!) оставила.
Страстная, хмельная была эта ночь!
Купец Василий задержался в Угличе дольше задуманного. Уж как он любил все эти месяцы Олесю! Обрадовался, когда она затяжелела. Молвил:
— От жены своей я чад не имел. Не дал ей Бог стать матерью… Пусть идет в монастырь. Тебя ж, ладушка моя, в жены возьму.
— Грех это, Василий, не хочу его на душу брать.
— Грех — не чадородной быть. Не принимай близко к сердцу. Всё уладится.
Трудными были роды Олеси. Бабка-повитуха головой качала:
— Как бы не преставилась. Ох, тяжело чадо на свет божий идет.
Роженица, словно предчувствуя смерть, молвила страдальческим голосом:
— Коль помру, выполни мою последнюю волю, Васенька… Сын появится, то нареки в честь тебя, Василием, а коль дочь — Олесей. Не покидай её.
Родив дочь, Олеся умерла.
Вернулся Василий Демьяныч в Ростов Великий с дочкой Олесей.
В Ростове Великом набольшим купцом был Глеб Митрофаныч Якурин. Хоромы его стояли неподалеку от крепости, за земляным валом, на углу Ильинки. Прослыл Глеб Митрофаныч не только знатным купцом, но и усердным богомольцем. Не пропускал ни заутреню, ни обедню, ни всенощную, одаривал храмы богатыми приношениями. Владыка не нарадовался: все бы так купцы щедро на церковь жаловали.
Простолюдины же радость владыки не разделяли:
— Купец Якурин хочет грехи свои замолить, а они — тяжкие. В молодости, чу, татьбой