— Так-то оно так, — вздохнул Василий Демьяныч. — Не век сидеть. И все же обождем годок.
Купец Якурин поднялся из-за стола.
— Чую, тебя не свернешь, но и я на попятную не пойду. Подожду и годок… Но токмо береги свою дочку. От всего береги — от сглазу и порчи, от молодца-ухарца. За год всякое может приключиться.
Купец Якурин как в воду глядел. Приключилось! Любимое чадо выкрал ямщик Лазутка.
* * *
Лазутка Скитник давно был известен всему Ростову Великому. Дюжий, первый кулачный боец, к любому ремеслу свычен — хоть кузнец, хоть оружейник, хоть кожевник, хоть древодел… Всё горело в его проворных, сильных руках. Да и нравом был добрым, открытым, отзывчивым на людскую беду, за что Лазутку и любил ремесленный люд.
Скитнику было за двадцать, когда всю его семью погубила моровая язва. Страшным было его горе! Обычно веселый и непоседливый, он надолго замкнулся, закручинился, и лишь на третьем году, после смерти домочадцев, стал приходить в себя. С его ямщичьего возка вновь послышались озорные, задорные выкрики:
— Кому на Ивановскую?.. Кому на Чудской конец? Налетай, православные, вмиг доставлю!
Возок его — на Соборной площади, где раскинулся многолюдный торг. И ростовцы подходили — кто с закупленной липовой кадушкой, кто с кулем жита, кто с тяжелым железным сручьем…
Ямщичье дело Лазутка выбрал по наследству. Отец всю жизнь колесил по Древней Руси и довольно говаривал:
— Свое дело, сынок, ни на какое другое не променяю. Все дни на волюшке. Сидишь на коне, кнутом помахиваешь, а окрест такая лепота, такие просторы, что дух захватывает. И всюду луга зеленые, леса дремучие, реки широкие. А зимой? Ветерок да морозец лицо пожигают, снежок метельный сечет, а тебе всё в радость. Никакой бес тебя в бараньем полушубке не продерет. Скачешь, вдыхаешь ядреный морозец, а душа поет. Как ни тяжка ямщичья служба, а лучше её не сыскать. Чего токмо не наглядишься!
С десяти лет (как поводырь калик перехожих[83]) отец скитался по Руси, отчего и закрепилась за ним кличка Скитника.
Вот и Лазутка, перепробовав много ремесел, подался в ямщики. То возил по городам и весям княжьих дружинников, то перебивался торговым извозом. За деньгами особо не гнался, и никогда их не копил. Чуть что — в питейную избу, дабы подсесть к каликам перехожим, угостить их медком или брагой, и послушать их дивные сказы. Старец-гусляр — самый желанный человек для Лазутки. Он готов был слушать бояна день и ночь. Песни сказителя — гусляра о веках давно минувших, о славных богатырях бередили душу. В такие минуты Лазутка готов был взметнуть на лихого коня, и мчатся в далекие степи, дабы, как ростовец Алеша Попович, сразиться с дикими кочевниками, набегавшими на Русь.