— Допрежь выследить надо. У кого-то прижились.
— Выследить не мудрено. Углич не велик.
* * *
Малей довольно крякал: добрая получилась домница. Теперь только бы не подкачал Лазутка, кой, как он не раз говаривал, варил в селе крицу.
— Да ты не переживай, Якимыч. Сейчас набросаем смоляных полешков, поставим горшки с рудой и навалимся на мехи.
— Ну-ну, наваливайся.
И Лазутка навалился, нагнетая воздух, раз, другой, третий, пока не вспыхнули сухие березовые кругляши и не выплыли из домницы борзые огненные языки. Где-то через полчаса, в длинных глиняных горшках закипела руда, а затем поплыл по тоненьким желобкам выплавленный металл…
Лазутка смахнул со лба капельки пота, поправил на себе кожаный фартук и с задорной лукавинкой подмигнул Малею.
— Живем, Якимыч!
Кузнецы увлеклись работой и про обед забыли. Но тут — Олеся с узелком в руке. Рассмеялась:
— Чумазые-то какие. Поснедайте, чем Бог послал.
Малей глянул на Олесю, и в кой уже раз подумал:
«Славная у Лазутки жена. Повезло племяннику».
Светло, приподнято было на душе старого кузнеца. Теперь есть на кого и дом и кузню с домницей оставить. У Лазутки и впрямь золотые руки. Быть ему первостатейным ковалем. Мозговит, глядишь, и с укладом повезет, и ростовского кузнеца Ошаню обставит. Откует такой меч, кой любой богатырский кладенец [93]рассечет.
Малей не оставлял надежды «посрамить» Ошаню, и он уже был близок изготовить наилучший уклад, настолько близок, что каждый день, проведенный в кузне, приближал его к долгожданной цели.
И вот заветный час его настал.
— Лазутка! Доставай Ошанин топор.
Лазутка обшарил глазами кузню и развел руками.
— Не вижу, Якимыч.
— Очумел, племянник. Да сей топор богаче любой золотой гривны. В избу беги. Под лавкой!
Лазутка принес и застыл с топором в руке подле настежь открытых ворот кузни.
Малей вышел со своим топором. Бросалось в глаза его неспокойное, взволнованное лицо. Он начал прохаживаться вдоль кузни и всё чего-то неразборчиво бормотал.
Лазутка понял: Малей оттягивает пробу. Он так напряжен, что на его закопченном лбу заискрились капли пота. Сейчас, пожалуй, наступила главная минута в его жизни. Еще юнотой он начал мечтать об изготовке такого крепкого меча, коего и Русь не ведала.
— Ставь на наковальню, Лазутка. Острием кверху, — неузнаваемым, охрипшим голосом произнес кузнец.
Малей перекинул топор в левую руку, размашисто перекрестился и ступил к наковальне.
— Крепче держи. Бить буду, что есть мочи.
Малей широко размахнулся и с силой опустил свой топор, да так, что лезвие на добрый вершок вонзилось в лезу Ошаниного топора.