Неподалеку от помоста стоял могутный Лазутка Скитник со своими дюжими сыновьями. Все четверо облачены в ратные доспехи, у всех возбужденные лица. Лазутка смотрел на князя и довольно думал:
«А князь-то Борис Василькович — вылитый батюшка. То и добро. За таким князем народ до конца пойдет».
Никитка, Егорка и «последненький» Васютка, почитай, всё свое отрочество прожившие в дремучих лесах и никогда не видавшие города, во все глаза разглядывали великолепный белокаменный княжеский дворец, невиданной красоты соборный храм и нарядные боярские терема. Всё для молодых парней было в диковинку, как и это грозное вече с оглушительным набатным звоном.
Мать, Олеся Васильевна, провожая детей, всплакнула:
— Вы уж там, чада ненаглядные, усторожливы будьте. С нехристями тяжко биться. Держитесь отца. Он не единожды в сечах бывал. Да и ты, супруг любый, за детьми приглядывай.
Всех обняла, перекрестила иконой, а затем, смотря на Лазутку печальными глазами, молвила:
— Хоть бы Васютку мне оставил. Не хлеб молотить собрались.
— Да ты не переживай, мать. Васютка — не малое дите. Пора и ему воином стать. Не так ли, Василий Демьяныч?
Тесть озабоченно крякал в седую бороду. В душе волновался, но виду не показывал.
— Я и сам в рать просился, да воевода Неждан Иваныч не взял. Ты, баял, хоть и крепкий старик, но все ж восьмой десяток добиваешь… А внучку моему — и впрямь, самая пора. Ты уж, дочка, шибко-то не горюй. Чует мое сердце: живы вернутся наши добры молодцы.
Ни Лазутка, ни «добры молодцы» не видели, как после их ухода Василий Демьяныч смахнул со щеки горючую слезу…
Еще не успел Борис Василькович завершить свою речь, как по многолюдной толпе понеслись взбудораженные голоса:
— Сама матушка княгиня!.. Княгиня Мария с иконой к помосту идет.
Борис Василькович заметил мать и отчаянно вздохнул. Ну, зачем же, зачем же, матушка?! Не тебя ли битый час уговаривали, дабы ты не показывалась на вече. Никак нельзя, чтобы татары изведали о твоем содействию восстанию. Ты еще зело понадобишься всей Ростово-Суздальской земле. Кажись, уговорили. И вот — на тебе! Все-таки не удержалась и теперь всходит на вечевой помост. Всходит сама вдохновительница!
Мария Михайловна поясно поклонилась народу на все четыре стороны, поклонилась на крытые осиновой плашкой купола собора и обратилась к примолкнувшему многолюдью:
— Дорогие мои ростовцы! Вы многое уже за меня сказали. Я не буду повторять ваших дерзновенных слов. Скажу лишь одно. Сегодня ростовское вече, впервые за все минувшие века, поднимет на борьбу с жестокими угнетателями не только свое княжество, но и всю Ростово-Суздальскую Русь. Во все удельные города помчали спешные гонцы. Гнев народа настолько велик, что Русь уже не может жить под ордынским ярмом. Убеждена, что Ростов Великий, а затем и другие города выдворят татар, сбросят ненавистное бремя и обретут долгожданную волю!