Алекс не понимала себя: что ей хотелось больше? Быть с ним, ощущать его, прикасаться к нему или, наоборот, убежать от душивших ее чувств, воспоминаний, эмоций.
Очнулась она на третьи сутки: солнце ярко светило в окно, в распахнутое окно врывался теплый морской ветерок, мужской смех и лай собаки ворвались в ее сознание.
Алекс встала и подошла к окну. На лужайке, полуголый Федор играл с большим лохматым псом. Увидев ее, Федор радостно рассмеялся:
– Алекс, проснулась? Идем, поплаваем, – просто произнес он, как будто ничего в этом мире не произошло.
Алекс кивнула, сбрасывая с себя апатию.
***
Я выбежала на улицу. Теплое солнце, запах моря, мелкий желтый песок. Я никогда не умела хандрить подолгу, если честно, это было мое первое, страшное горе или не горе, одно я поняла, что буду ждать, когда наступит срок моим женским дням.
Я была твердо уверена, что их не будет. Я знала, что во мне растет маленькая жизнь, и я четко была уверена, что у нас с Каем будем мальчик. Я уже была с ним на связи, я разговаривала с ним, пела ему песни, любила его. Где-то в глубине души все-таки ворочался червячок сомнения, но я знала, что сын растет во мне: осознав это утром, я поняла, что сейчас в эти самые мгновения, я самая счастливая и никто: ни Кай, ни Федор, никто не заставит меня больше страдать, я буду счастлива, ради моего сына, моего мальчика.
Я разбежалась и со смехом влетела в воду. Сын – это океан! Он большой, сильный и могучий. Вот сейчас пойдет волна! Чувствуешь ее! Круто, правда? Я знаю, что тебе нравится! Если у всех матерей такая связь со своими детьми, как же здорово быть мамой!
Я вышла не берег, отжимая мокрый волосы и глупо улыбаясь. Улеглась на теплый песок, подставляя солнцу животик, чувствуя, как солнце ласкает меня и моего сына, заряжая нас энергией.
Федор сел рядом:
– Алекс, нам надо поговорить, – сказал он и замолчал.
Я лениво приоткрыла глаз:
– Говори, раз надо, – согласилась, улыбаясь своему внутреннему миру.
Федор молчал минут пять, собираясь с мыслями.
– Я не хочу, чтобы ты снова уходила в себя, – грустно проговорил он. – Твой отец говорил что-то насчет детей, что ты хочешь стать матерью. Алекс, я – готов. Если ты хочешь детей, значит, они у нас будут. Будут, сколько ты захочешь: двое, трое, пятеро. Я буду любить их всех! Ведь они от тебя! От моей самой любимой женщины на свете! Мы можем заняться этим сегодня, хочешь – прямо сейчас.
И он положил свою горячую руку на мой живот, поглаживая его, словно там уже был его малыш. Все во мне всколыхнулось против этого жеста. Я вскочила, не отдавая себе отчет, что сейчас на моем лице отражалось только чувство брезгливости: