Во-вторых, запрещались любые забастовки и профсоюзная активность в целом, за исключением официальных фашистских профсоюзов. Вводились цензура СМИ. Политические партии и общественные организации, представляющие опасность для существующего государственного строя, подлежали роспуску и запрету. В силу же того, что в стране была одна-единственная партия, которая априори не представляла опасности для фашистского режима — собственно Фашистская партия — она и осталась единственной разрешённой.
В-третьих, менялось избирательное законодательство. Выборы в парламент теперь выглядели так: Большой фашистский совет, под председательством Муссолини, вырабатывал список кандидатов на весь парламент сразу, а гражданам предлагалось этот список либо одобрить, либо нет.
Ну и плюс всякое по мелочи: смертная казнь за антигосударственную деятельность, учреждение секретной полиции и тому подобное.
Вот теперь Муссолини стал полноценным диктатором.
Народ, однако, вовсе не роптал. На выборах в марте 1929 года утверждённый БФС список кандидатов в парламент получил одобрение 98,4% избирателей при явке в 90%.
Так некоторое время и жили. Детей растили, землю пахали, дома и заводы строили, Дуче любили. В общем, — хорошая жизнь. Живи, Бенито, да радуйся!
И всё бы хорошо, да что-то нехорошо.
Лёг однажды, в декабре 1934 года, Муссолини спать. Но не спится ему — ну никак не засыпается. Вдруг слышит он на улице топот, у окон — стук. Глянул Бенито, и видит он: стоит у окна всадник. Конь — вороной, сабля — светлая, а сам он — негр.
— Эй, вставайте! — крикнул всадник. — Пришла беда, откуда не ждали. Вы только не смейтесь, но на нашу молодую фашистскую диктатуру вероломно напала Эфиопия.
А дело было так. Ещё в конце XIX века новорождённое Итальянское королевство в попытке обзавестись собственными колониями оттяпало у Эфиопии Эритрею и Сомали. Собственно, оно намеревалось оттяпать всю Эфиопию целиком, но с треском проиграло войну тамошним эфиопам.
На момент описываемых событий граница между Эфиопией и Итальянским Сомали проходила в двадцати одной миле от побережья региона Бенадир. Вот только итальянцы считали, что это морские мили. По мнению же эфиопов, — мили были имперскими. То есть эфиопские мили были короче итальянских. Хотя речь шла об унылой пустыне, вопрос был жутко принципиальным, поскольку в перспективе Италия желала бы захапать ещё кусок эфиопской территории, дабы иметь возможность объединить Эритрею и Сомали в единую колонию. Эфиопия же никаких земель отдавать не хотела, да и вообще не отказалась бы получить выход к морю, предварительно скинув в него колонизаторов.