В ночь на 18 января 1945 года, за два дня до прихода советских войск, немцы уничтожили последних узников. Их убивали пулей в затылок; не избежал экзекуции и Симон Шребник. Но пуля не задела жизненно важных центров. Придя в себя, он дополз до свинарника, где его обнаружил польский крестьянин. Симона лечил советский военный врач – он спас мальчика от смерти. Несколько месяцев спустя Шребник вместе с другими выжившими уехал в Тель-Авив. В Израиле я его и нашел. Я убедил маленького певца вернуться вместе со мной в Хелмно. Ему было сорок семь лет.
Маленький белый дом
Не выходит у меня из памяти.
Каждую ночь
Я вижу его во сне.
Крестьяне деревни Хелмно
Ему было тринадцать с половиной. У него был красивый голос, он очень красиво пел – все его слушали.
Маленький белый дом
Не выходит у меня из памяти.
Каждую ночь
Я вижу его во сне.
Когда сегодня я опять услышал, как он поет, у меня сердце забилось чаще – ведь здесь произошла настоящая резня, иного слова не подберешь. Я как будто снова пережил то, что здесь случилось.
Симон Шребник
Это было здесь, хотя место трудно узнать. Здесь сжигали людей. Сколько же людей здесь сожгли! Здесь, на этом самом месте.
Отсюда никто никогда не возвращался.
Сюда прибывали газенвагены… Помню две огромные печи… Потом в эти печи бросали тела, и пламя поднималось до небес.
До небес?
Да.
Это было ужасно.
Об этом невозможно рассказать. Никто не может себе представить, что здесь творилось. Невозможно представить. И никто не может этого понять. Даже я сам сегодня не могу…
Я не верю, что я здесь.
Нет, не могу в это поверить.
Здесь всегда было так спокойно.
Всегда.
Когда здесь ежедневно сжигали по две тысячи евреев, все было так же спокойно. Никто не кричал. Все делали свою работу. Все было тихо. Мирно. Как сейчас.
Юная девушка, не плачь,
Не грусти:
Скоро наступит лето…
И с ним к тебе вернусь я.
Девушки наливают солдатам вина
И подносят кусок жареного мяса.
Когда солдаты маршируют по улице,
Девушки открывают
Окна и двери в доме.
Крестьяне деревни Хелмно
Они[1] думали, что немцы нарочно заставляют его петь на реке.
Для немцев он был всего лишь игрушкой. Он был вынужден это делать. Он пел, но его сердце плакало.
Плачут ли их сердца, когда они вспоминают об этом?
Да, конечно.
Когда их семьи собираются за столом, они до сих пор говорят о нем. Потому что он пел на глазах у всех, на видном месте. Все его знали.
Со стороны немцев это была чудовищная насмешка: они убивали людей, а он – он был вынужден петь. Так я думал.
Другой выживший, Мордехай Подхлебник (Израиль)
Умерло ли что-нибудь внутри него, когда он был в Хелмно?