Они были раздеты – совершенно голые, без одежды, без всего.
Они были совершенно голыми?
Совершенно голыми – и женщины, и дети.
Дети тоже?
Дети тоже, потому что перед этим их всех вели в раздевалку – нужно было раздеться, прежде чем идти в газовую камеру.
Что вы испытали, когда в первый раз увидели, как они голыми входят в камеру?
Я подчинялся приказам, стриг волосы, как обычный парикмахер, который делает свою работу, с тем отличием, что стричь надо было очень коротко. Им нужны были женские волосы, они переправляли их в Германию.
Вы их стригли наголо?
Нет, просто коротко: нужно было заставить их поверить, что все идет как обычно.
Вы пользовались ножницами?
Да, ножницами и расческой. Не машинкой. Мы как будто просто делали им мужскую стрижку. Не стригли «под ноль», создавали иллюзию, что все идет как обычно.
Зеркал не было?
Нет. Ни зеркал, ни стульев, только скамейки и шестнадцать-семнадцать парикмахеров… А их было так много! На каждую уходило минуты две, не больше: стольких еще надо было обслужить.
Можете показать? Как вы работали?
Что ж!.. Мы работали очень быстро – свое дело мы знали. Как это выглядело?.. Мы стригли здесь, здесь… здесь… и здесь… с этой стороны… с другой – и работа была закончена.
Такими размашистыми движениями?
Размашистыми, конечно, у нас ни минуты свободной не было: за дверью уже ждала новая группа женщин, которым предстояло пройти ту же процедуру.
Значит, парикмахеров было всего шестнадцать?
Да.
Сколько женщин вы обслуживали за один прием?
За один прием… около… шестидесяти или семидесяти.
После этого двери газовой камеры закрывались?
Нет. Когда заканчивали с первой группой, входила вторая: в общей сложности набиралось сто сорок или сто пятьдесят человек. Немцы сразу же приступали к делу. Они приказывали нам ненадолго уйти из камеры – ну, скажем, минут на пять: тогда они пускали газ и умерщвляли этих женщин.
Где вы были в это время?
За дверями газовой камеры. А с другой стороны… ну, они входили с этой стороны… а с другой дежурили члены зондеркоманды, которые вытаскивали из камеры уже мертвых людей, хотя не все успевали умереть. И уже через две минуты… нет, пожалуй, даже раньше – через минуту… все было вынесено и вычищено до блеска: новая партия заключенных могла войти в камеру, где их постигала та же участь.
У женщин были длинные волосы?
Мы не смотрели, длинные они или короткие: мы должны были делать свою работу. Немцам нужны были волосы для каких-то своих целей.
Я вас спрашивал: «Что вы испытали, когда в первый раз увидели, как они голыми входят в камеру вместе с детьми, что вы почувствовали?» Но вы мне не ответили.