Вскидываю голову.
— Как она?
Она ухмыляется мне.
— Разве вам не хочется узнать?
Я хмурюсь, не желая играть с ней в игры. Молчу, а потом говорю:
— Я не видел ее довольно долго, и, боюсь, когда мы в последний раз разговаривали, все закончилось не очень хорошо.
— Ну да, ваши жена и ребенок умерли, — прямо говорит она.
Словно удар, ледяное холодное изображение Хэймиша у пруда, проносится у меня в голове.
Она продолжает, не обращая внимания
— Я уверена, такое заставит человека сказать много того, что он не имеет в виду. Но вот что я вам скажу. Просто хочу, чтобы вы знали, нет смысла идти за ней, нет смысла разговаривать с ней. Вы в ее прошлом, и вам нужно остаться там. Честно говоря, она попросила меня сказать вам, держаться подальше и навсегда оставить ее в покое.
Ее слова оставляют порезы у меня на сердце.
— Я не ... Я не связывался с ней, — говорю я ей, голос грубый.
— Но вы хотите, я знаю. И просто говорю, забудьте. Она не хочет иметь с вами ничего общего. Вы должны быть с кем-то, у кого нет целой кучи багажа. — Она закусывает губу и внимательно смотрит на меня. — Вы знаете, что она делала во Франции? У нее был нервный срыв. Видели бы вы ее после ... ну, вы понимаете. Она не могла есть, спать, даже не могла говорить. Она месяц была чертовой немой. Она бросила учебу, бросила свою жизнь. В конце концов, отец привез ее во Францию, где позаботился о ней.
Желудок сжимается, и я сопротивляюсь желанию согнуться пополам.
Моя Наташа.
Довела себя до такого.
И все из-за меня.
Мелисса продолжает смотреть на меня, изучая мое лицо. Я стараюсь сохранять как можно более бесстрастное выражение, но знаю, она видит боль. И ей это нравится.
Она проводит пальцем по краю стола.
— Знаете, Наташа всегда была немного незрелой. Это часть ее шарма. Не совсем тот тип, с которым бы связался профессора, да?
Я медленно выдыхаю и твёрдо смотрю на неё.
— Это все, что вы хотели обсудить?
— Да, — говорит она, выпрямляясь и посылая мне улыбку. В конце концов, она может просто играть, она достаточно коварна для этого.
— Увидимся в понедельник.
Она выходит из комнаты и выглядит ужасно гордой, посылая мне странную улыбку через плечо. Я, наверное, должен войти в роль преподавателя и напомнить ей о домашней работе или о том, что будет на следующей неделе, или спросить, когда она планирует выступить с лекцией, но у меня нет сил.
Все они ушли на то, чтобы пытаться переварить то, что она сказала, то, что случилось с моей бедной Наташей.
Я думал, что узнал печаль в глазах Наташи, изменение, происходящее тогда, когда ты теряешь себя, разбиваясь на осколки. Не думаю, что возможно когда-нибудь собрать все эти частички вместе. Ей все ещё чего-то не достаёт.