Диана так глубоко погрузилась в раздумья, что не обратила внимания на разрывающийся телефон, пока Стелла не подбежала и не схватила трубку.
– Алло? То есть bonjour, – сказала она и посмотрела на Диану, удивленно подняв брови. – Que est là? – помолчав секунду, Стелла продолжила: – О, привет! Ну, не надо говорить по-французски! Мы уже позанимались с Максин, хватит. Кстати, ты сегодня забыл шляпу. Оставил ее в холле на столе. Я побежала за тобой, хотела отдать, но ты уже уехал. Да… она здесь. Да, наверное, только немного оглохла, похоже.
Стелла повернулась к матери.
– Это Дуглас. Спрашивает, как ты себя чувствуешь.
Диана взяла телефон.
– Алло?
Сквозь шипение в трубке прорывался голос Дугласа с сильным шотландским акцентом:
– Привет, дорогая… Стелла говорит, тебе лучше. А что это там насчет глухоты?
– Ой, она просто шутит. Все в порядке. Спасибо, что не разбудил с утра.
– Ну и отлично… Послушай, Диана, я тут сделал несколько звонков, поговорил кое с кем из знакомых, которые связаны с винным бизнесом. Должен сказать, что этот твой Питер… в общем, о нем никто тут не знает. Темная личность.
У Дианы бешено застучало сердце. «А вдруг их с Джеймсом кто-нибудь видел в «Негреско»? Что еще откопал Дуглас?»
Она попыталась говорить как можно спокойнее.
– Да? Ты полагаешь?
– Здесь, в Ницце, не осталось британцев, занимающихся экспортом прованских вин. Кроме меня, конечно. Последний пару лет назад отошел от дел и уехал на родину. Кстати, он тоже шотландец.
Сердцебиение слегка утихло. Диана едва удержалась, чтобы не испустить вздох облегчения.
– Понятно. Думаешь, насочинял?
– Похоже, что так. И стоит задаться вопросом: зачем ему это нужно? Я тебе говорил, Ницца – змеиное гнездо. Здесь промышляет итальянская мафия, местные гангстеры и контрабандисты. Они повсюду, а полиция куплена с потрохами. Нас, ведущих законную торговлю, можно по пальцам пересчитать. Твой Питер может быть замешан в чем угодно. Скорее всего, так и есть. Не хочу, чтобы ты снова с ним встречалась.
Диана почувствовала приступ гнева. Это тоже входило в цену, которую она была вынуждена платить за замужество: Дуглас считал себя вправе указывать, что ей делать и как поступать – для ее же собственного блага, разумеется. Порой возникало ощущение, что она – его собственность, нечто купленное им и сполна оплаченное.
Едва пересилив себя, она ответила:
– Конечно, Дуглас. Ты совершенно прав. Буду держаться от него подальше.
– Ну вот и хорошо… Только не забывай об этом. Ты сегодня куда-нибудь пойдешь?
– Вообще-то не собиралась, – она глубоко вздохнула. – А впрочем… Пожалуй, стоит выйти.