— Спасибо тебе, сынок, — судорожно глотнув воздух, вымолвила из побелевших губ Мария Федоровна.
Княжич, оказавшийся без шапки (потерял, когда ринулся к царевне), пришел в себя и поклонился Ксении большим обычаем.
— Прости, государыня царевна.
Впервые Ксения так близко столкнулась с Василием. Стоял он перед ней высокий, сероглазый, с шапкой густых русокудрых волос, весь ладный, пригожий.
— Это ты меня прости, княжич. Не подобало мне в лес ходить. Вон и стрельцы всполошились.
Стрельцы, услышав громкий выкрик Василия, выбежали к поляне, но тотчас попятились в лес, увидев отмашку верховой боярыни.
— Ступай и ты, Василий.
— Ухожу, ухожу, матушка.
Царевна, оправившись от пережитого, увидела в сажени от себя два гриба с красными шляпками, выглядывающими из травы, и тотчас забыла обо всем на свете.
— Боже, какие они красивые! Как они называются, Надеюшка?
— То грибки боровые, государыня царевна. Съедобные. Их можно жарить и солить.
— А вот еще! — радостно воскликнула Ксения. — Этот еще прекрасней.
— Не срывай, государыня матушка. Худой, не съедобный сей гриб, из него отравное зелье готовят.
— Из такого-то красивого? Какая жалость. Гриб — загляденье.
Царевна огорчилась. Она-то до сих пор не ведала, что не всякий гриб к еде пригоден.
А Надейка вдруг сунула какой-то гриб в рот и принялась его жевать. Не только Ксения, но и верховая боярыня с сенными девушками подивились:
— Да разве можно сырой гриб есть?!
Всеобщий испуг рассмешил Надейку:
— Так он и зовется сыроежкой. Бывает, заплутаешь в лесу, есть захочется, а сыроежка выручит. Съешь три-четыре грибочка — и, почитай, сыт.
— Хочу и я откусить, — молвила Ксения.
— И мы! — закричали сенные девушки.
А затем все посмотрели на верховую боярыню, но Мария Федоровна, несмотря на просьбу царевны, на такое «яство» не решилась.
— Допрежь надо их в водице промыть, мало ли чего. Глянь, сколь разной всячины к ним прилипло.
— То хвойные иголки, матушка боярыня.
— Хвойные? — заинтересовалась Ксения. — Что сие означает?
— От хвойных деревьев. Сосны да ели, государыня царевна.
Надейка не переставала удивляться на царевну (ничегошеньки-то не ведает!), а царевна — все новым и новым открытиям.
Выходили из леса густым и высоким кочедыжником, с толстыми корневищами и бурой чешуйчатой листвой.
Надейка загадочно поднесла к губам палец.
— Ступайте тихонько, дабы кочедыжнику зла не причинить, ибо он большим волшебством обладает.
— И каким же, Надеюшка?
— Великим, государыня царевна. Послушайте, что мне бабушка покойная поведала. Есть за тридцать три версты от града стольного лес вельми дремуч. Осередь лесу — полянка малая. На полянке — кочедыжник, цветок всемогущий. А расцветет он единожды в год, в полночь на Ивана Купалу, и горит огнем ярым. И ежели кто сей кочедыжник отыщет, тому станут ведомы все тайны, и ждет его счастье неслыханное. Он может повелевать царями и правителями, ведьмами и лешими, русалками и бесами. Он ведает, где прячутся клады несметные, и проникает в любые сокровищницы. Лишь стоит ему приложить цветок к железным замкам — и все рассыпается перед ним. Но взять сей чудодей-цветок мудрено, ибо охраняет его адская сила, и лишь человеку хороброму дано сорвать сей огненный кочедыжник. С другого же — злой дух сорвет голову. Не каждый дерзнет на оное. А вот моя бабушка дерзнула и засобиралась на полянку волшебную.