Ксения слушала сказочную и напевную речь Надейки, затаив дыхание.
— Бабушка?
— Бабушка, когда она девицей была. Она в ту пору красна молодца возлюбила, душой иссохла, а он к другой сердцем тянулся. Вот и надумала она сыскать тот цветок и в полночь ждать, покуда кочедыжник огнем не загорит, а как загорит — сорвать его, и тогда с ней окажется добрый молодец.
— И сходила-таки?
Ксения, очарованная сказом, так и впилась своими чуткими бархатными очами в лицо Надейки.
— Не сходила, государыня царевна, одумалась: намедни видение было. Явилась ей сама Пресвятая Богородица да изрекла: «Не ходи на Ивана Купалу в лес. Тяжкий грех — молодца от суженой уводить». Поплакала, покручинилась — и смирилась. Так вот и прожила одна-одинешенька.
— Вот как в жизни бывает. Жаль твою бабушку.
— Зато на внучат ей повезло, государыня царевна. Семеро по лавкам.
— Это как, Надеюшка?
Вопросы, вопросы. Они так и сыпались из уст царевны, пока шли до ее шатра. Затем она подумает: «Девушка из простолюдинок, а как много всего ведает! Оказывается, народ разумнее царей, кои живут в золотых дворцах и так мало всего знают. Что книги и латынь по соотнесению с таким, казалось бы, нехитрым и в то же время, мудрым бытом народа?»
И эта мысль поразила Ксению. Непродолжительная жизнь на Серебрянке во многом опрокинула ее суждения о бытие сущем.
А для боярина Григория Годунова оставалось последнее испытание. Самое тяжкое и серьезное. Ксения, уж, коль ей предстоит стать королевой Ливонии, должна научиться верховой езде. На Серебрянку еще неделю назад были доставлены не только аглицкое женское седло, но и арабская лошадь. Прибыл и телохранитель царя Жак Маржерет. Когда-то сей французский подданный сражался на стороне короля Генриха Четвертого, затем, с наступлением мира, попал на службу к князю трансильванскому, потом к королю венгерскому, участвуя в их войнах с турками; перешел затем на польскую службу капитаном пехотной роты и, наконец, в 1600 году, по предложению Посольского дьяка Афанасия Власьева был принят на русскую службу Борисом Годуновым, который назначил его капитаном немецкой роты и дал ему отряд всадников. Жак Маржарет отменно владел саблей и шпагой и когда-то обучал зарубежных принцесс верховой езде. Но то было в Венгрии и Франции, где верховая езда королевских особ была обычным делом и не вызывала кривотолков среди вельмож. Русь не знала таких примеров, да и не хотела. Но Борис Федорович, не взирая на враждебные взгляды бояр, делал все новые и новые шаги в сторону Европы… Иногда в открытую, а иногда тайно. Вот и поездка Жака Маржарета была окружена неимоверной тайной. Никто на Москве не должен ведать, что царская дочь готовится стать королевой Ливонии. Даже сама Ксения пока об этом ничего не ведает, полагая, что государь батюшка захотел укрепить ее здоровье тайной поездкой на Серебрянку.