— Всем ли ты довольна, царевна? — спросил Григорий Васильевич, придя в шатер Ксении.
— Всем! — без раздумий отозвалась царевна. — Я очень благодарна батюшке, кой сделал мне такой бесценный подарок. Здесь все прекрасно. Райский уголок!
Слова царевны были искренними и восторженными.
— Рад за тебя, царевна. Но ты не забыла еще об одном посуле государя?
Ксения призадумалась. Кажется, все, о чем она мечтала, с лихвой исполнилось. Впрочем… Но батюшка, наверное, пошутил, сказав, что на Серебрянке она сядет на «златогривого коня». Конечно же, пошутил, о том не следует и боярину рассказывать.
Но боярин сам напомнил:
— Никак, запамятовала, царевна, про коня златогривого. Будет конь!
— Ужели и то возможно? — обрадовалась Ксения.
— Для царской дочери ничего невозможного нет. То будет завтра поутру.
Но радость Ксении вскоре померкла. Она представила себя сидящей на коне и… перепугалась. Это в грезах хорошо лететь на златогривом коне, а наяву? Да как же она в женском платье взберется на седло?! От людей совестно.
Как-то видела Надейку и диву далась. Та вывела со двора оседланного коня, подоткнула подол сарафана, вставила ногу в стремя, ловко перекинулась в седло, выпрямилась, затем натянула повод, озорно гикнула — и куда-то помчала. Вот тебе и Надейка! Нет, она так никогда не сможет, да и зазорно так на коня взбираться.
Поделилась своими страхами и сомнениями с верховой боярыней, на что та молвила:
— Надейка — из мужичья, вот и вытворяет бог весть что. Твоя же верховая езда, государыня царевна, будет достойной, с соблюдением всех приличий. Ты останешься в женском платье, но тебе не придется переметываться через седло, как сие делают мужчины.
— Да как же, боярыня?
— Седло будет особое, ты будешь сидеть на нем, как в креслице, боком к голове коня. Его уже привезли. Конь арабский.
— Из таких-то стран чужедальних. Ох, страшно мне, боярыня.
— Не тушуйся, государыня царевна. Я уже зрела сего коня. Он не столь высок и не строптив, прекрасно обучен выездке. На оном коне ты получишь большое удовольствие.
— Ох, не знаю, не знаю, боярыня… А кто меня на седло подсадит?… Может, княжич Василий?
— Отчего ж Василий, государыня царевна?
Вопрос Марии Федоровны смутил Ксению. Потупив очи, она прошлась вдоль шатра, а затем, с пунцовыми щеками, тихо ответила:
— Василий — храбрый. Он защитил меня от страшного зверя.
Мария Федоровна улыбнулась. Она помышляла сказать, что сохатый — не такой уж и страшный зверь, коль спокойно ушел от людей, но не стала разуверять Ксению, а вот ее слова о сыне пришлись верховой боярыне явно по душе: восприимчивая царевна надолго запомнит Василия, что само по себе полезно для семьи Пожарских. В жизни всякое может случиться.