Эйвин промолчал, и Фреда так и не поняла, как отнесся Эйвин к ее замечанию.
Она стянула перчатку, вытянула вперед руку ладонью вверх. Сосредоточилась. И сама чуть не села в сугроб от неожиданности, когда над ее ладошкой без промедлений возник шар света, величиной с теннисный мячик. Шарик послушно разгорался и увеличивался, чуть подрагивая.
— Ух… — выдохнул Эйвин, глядя на сферу. — Ты даешь…
— И что теперь? — спросила она, держа сферу перед собой.
— Запусти ее в лес. Можешь?
— Говорю же, это не файерболл, который можно отфутболить. Сфера довольно статична, — начала Фреда, но потом осеклась и замолчала.
Она сделала жест рукой, мягко отбрасывая сферу. Та качнулась, подавшись следом за движением девушки, улетела чуть вперед, но тут же вернулась и осталась над ладонью, словно соединенная с ней невидимым поводком.
— Как привязанная, — заметил Эйвин. — А ну, давай еще разок.
Фреда сделала более резкий жест, сопроводив его мысленным посылом, что-то типа «Давай же, лети!» Сфера нехотя сорвалась с руки и отплыла вперед, где и зависла, начав чуть искрить и потрескивать, как маленькая шаровая молния. Сфера «сердилась»?
— Я тебя не прогоняю за ненадобностью, — пробормотала Фреда, — ты наш посланник.
Особо не раздумывая, она толкнула воздух по направлению к светящемуся шару. Сфера двинулась с ускорением, удаляясь в лес. Сверкнула среди ветвей и исчезла с глаз.
— Лихо, — искренне заметил Эйвин. — Ты крутой фрик, сестренка!
— Только не нужно шуточек, типа «с тобой можно не тратиться на лампочки» и прочее, — беззлобно огрызнулась она. — Лучше скажи, теперь-то что делать?
— А теперь подождем.
Они стояли, вглядываясь в заросли, и ждали неизвестно чего. Ноги стали замерзать, веселье и непринужденность снова сменились напряженным ожиданием и тревогой. Фреда покусывала губы, начиная верить в то, что попыталась сделать что-то неразумное.
— Не надо, — произнес Эйвин, нарушая затянувшееся молчание. — Ты все правильно сделала.
— Ты что, мысли читаешь? — буркнула в ответ, почему-то совсем не удивившись словам брата.
— Нет. Но с тех пор, как мы уехали с острова, моя эмпатия, кажется, снова со мной, — ответил он спокойно. — Не такая, как была, гораздо более мягкая, и будто более послушная мне, но она вернулась. И я чувствую твой напряг. И то, как ты сокрушаешься.
— Сокрушаюсь? Нет, я не сокрушаюсь. Я начинаю закипать, братец. Как скороварка. И чувствую, что скоро что-то рванет во мне под давлением всего этого дерьма.
— А вот это здорово, — одобрительно заметил Эйвин и широко улыбнулся. — Пора начинать злиться по-настоящему. Возможно, именно твоей настоящей ярости и недостает, чтобы разобраться со всем этим раз и навсегда и получить то, что хочешь.