— Лолочка, ну ты же видишь, мы ему больше не нужны. — Мама прижала ее к себе.
— Пойдем домой. — Глаза у Лолиты были сухие, в отличие от материнских.
Пока мама ловила такси, Лолита все еще смотрела в сторону стоянки, на которой до сих пор стояла машина отца. Боль в ее душе все разрасталась, и девочке казалось, что она ее не выдержит, настолько сильной она была. Ей хотелось разрыдаться, чтобы уменьшить ее, но слез все не было. Вместо них вдруг появились, зазвучали в ее голове какие-то звуки, слова. Лолита прислушалась к ним, и оказалось, что в них есть смысл. Она сочинила стихотворение. О боли, о разлуке. Когда она тут же, в такси, прочла его маме, то сразу же разразилась слезами, почувствовав наконец облегчение. Боль ушла, а стихотворение осталось. И мама сказала, что оно хорошее, хоть и не стоит его посвящать адресату.
Троих оставшихся друзей бушевавшие страсти не затронули, они их даже не заметили. На постороннюю девочку, которая очень быстро ушла, покосился только Алик, да и тот сразу забыл о ней, он обсуждал с близнецами новую страшную месть учительнице рисования. Его фантазия была неистощима, становилась лишь изощреннее. Вдруг он заметил, что Данила перестал его слушать, и, проследив его взгляд, увидел, что тот неотрывно смотрит на немного возвышающуюся над полом сцену, где только что страдал со своим саксофоном надоевший детям нудный музыкант, а теперь стояла девочка. Алик тоже недовольно стал смотреть на нее. У нее была юбочка, какие он видел по телевизору у балерин, и такие же тапочки.
— Она балерина, — мечтательно сказал Данила, глядя на девочку. — У нее настоящая пачка и пуанты.
Заиграла музыка.
— Это из «Лебединого озера», — продолжал очарованно говорить просвещенный Данила, которого, в отличие от Алика, водили в театр. Данила, не отрывая от нее взгляда, что-то начал горячо шептать Дине.
— Вот еще, — возмутилась та. — Влюбляться стыдно, а показывать это — тем более.
— Ну пожалуйста, я тебя очень прошу, — взмолился Данила.
Дина позвала официантку и, вынув из сумочки деньги, сказала:
— Принесите нам букет роз.
Музыка смолкла, девочка перестала танцевать и поклонилась, взмахнув светлой челкой. К ней подошли близнецы.
— Это тебе, — сказала Дина, протягивая букет, — ты хорошо танцуешь.
Данила стоял, краснея и бледнея, и ничего не говорил.
Девочка улыбнулась близнецам. Ее щеки разрумянились от танца, карие глаза возбужденно блестели, потом она убежала за кулисы.
— Кто это? — спросил Данила.
— Я откуда знаю? — пожала плечами Дина.
— Папа, кто эта девочка? — Данила повернулся к отцу.