Артур стал переводить, и в речи его послышались такие обороты, как «херр оберст».
– Артурыч, че за дела? Ты че этих херов обзываешь херрами, они для нас НЕ ГОСПОДА и ими НИКОГДА НЕ БУДУТ. Обращайся к ним просто по фамилиям или по званиям, и плевать на вежливое обращение, и ваще к ним на «ты». Мы не рабы, рабы не мы, понял?
Дальше в речи Артурчика, херов, уже не наблюдалось, и, закончив переводить, он посмотрел выжидательно на меня, мол, что дальше?
– Поэтому ЛЮБОЕ сопротивление, ЛЮБОЕ нарушение, ЛЮБОЙ отказ нами будет наказываться одинаково: казнью через повешение! Мы у вас научились, правда, вы не всегда вешали, иногда и стреляли, и таки газовые камеры любите, Зою вон повесили, суки. (Черт, Зою Космодемьянскую немцы убили вроде позже.)
При этом у меня лицо было кровожадное, как у воображаемого эмира Тимура при приказе срубить сотню тысяч голов и построить башню. На фрицев подействовало, глазки стали беспокойными и дыхание аритмичным, даже немного завоняло углеводородами (или сероводородами?).
А когда мои слова немцам перевел Артур, так они еще больше увяли, только воинственный полковник стал чего-то трындеть, и Артур начал перевод в обратную сторону.
– Я полковник доблестного Вермахта и не позволю разговаривать со мной таким образом подлому унтерменшу, русской свинье, приказываю всем вам сдать оружие и признать победоносную германскую власть.
Пока Артур переводил, я молчал, а тут сразу всосал смысл речи немчика и чисто инстинктивно шарахнул немца в лицо сапогом (ногой то есть, а на ней же сапог). Правда, мысленно, в реальности не имею я права пинать это арийское быдло.
Тут в окно вижу проходящего мимо по своим делам Йигитали, стучу в окно, и парень, заметив меня, останавливается. Знаками показываю на дверь. И дверь, скрипнув, пропускает потомка Чингисхана (реально, конечно, это не так, но внешне еще как так). И по-узбекски говорю ему:
– Укам бу онасини эмагурлар хеч гапиришни хохламаяпти. Бир куркитиб куинглар чавандозлар орасига олиб бориб. Салгина булса хам акл кирсин, итваччаларга. Айникса мана бу хуппа семиз молбашарасига[246].
При этом указываю на хера полковника.
Йигитали обучен как надо, потому, вытащив свой кривобокий меч-ятаган, взмахивает и на плохом русском (тоже спецом) говорит:
– Хади впирет сука немис, хади я тувой мама рот таптал, и твой дом, труба шатал.
Еще взмах сабли-катаны, и фуражка с высокой тульей, принадлежащая полковнику, безнадежно испорчена, как и настроение с высокомерием оберста. Потому что устрашающий клинок промелькнул в сантиметре от хера Штирмайера, то есть не от хера этого херра, а от херра, тьфу, запутался.