– Выбирайте: или расстрел, или отправим вас в тыл, в советский лагерь для военнопленных.
– У меня дети, и я хотел бы жить, пусть лагерь, тем более я в войне против СССР участия не принимал, и даже пойман на территории Польши, надеюсь, ваш суд будет ко мне справедлив.
– Хорошо, Йигитали, гони его и веди к нам абверовца, посмотрим, как он споет, надеюсь, по части пения заткнет за пояс полковника.
«Чингизид» увел полковника, а я обратился к Семенову:
– Игорь Романович, что скажешь, не слишком ли мы жестоко с фашистами?
– А ты что хотел, с врагом сантименты разводить, может, его в перины укутать, кофеями поить и холить и лелеять? Нет, ты бы его Ахундову отдал, тот бы немчика так отхолил и так отлелеял бы, что Штирмайер грешникам в аду позавидовал бы, если бы от пола обратно отскребся.
– Согласен, скорей всего, после ахундовской обработки от немца не осталось бы ни рожек ни ножек, да и остатки фашиста пришлось бы потом от земли отскребывать. И знаешь, Романыч, я бы Ахундова за это не осудил. Зная, что он пережил, я бы, наверно, ни слова не сказал бы.
– Ты мне зубы не заговаривай, последыш Дона Жуана, ты лучше разберись со своим гаремом. Бабы – опасные существа, живут на эмоциях, и, поддавшись им, можно делов натворить. А вокруг война. Вот разозлится твоя Анюта и постреляет тебя из ППД, тебя, пожалуй, не особо жалко, нечего кобелировать было, а пули-то могут и в других попасть, чай, в магазине у ППД не один десяток пуль.
– Слышь, Романыч, че пристал, как репейник к хвосту бродячей собаки, говорю же, сам разберусь. Просто пойми, эта ситуации не первый год идет, и разом ее не разрубить, не гордиев, понимаешь ли, узел. Сам же говоришь, что бабы опасны, вот я и думаю, как бы выйти из сложившихся обстоятельств.
– Нет, дело, конечно, твое, сожительствуй, конечно, хоть с десятком, главное, чтобы потом не было «мучительно плохо за бесцельно прожитую жизнь»[249], понял?
– Понял я тебя, Игорь Романыч, сам давно о том думаю, но пока никак.
Пока мы болтали с Семеновым, «чингизид» привел крынку, то есть Кранке, чего-то Йигитали как-то сурово с ним поступил. Крынка идет, обливаясь кровью.
– Йигит сен нима килдинг, мен сал узига келтиргин деган эдим, сен кариб улдирибсану[250].
– Командир-ака, у узича мен олий одаму, сенлар кул деди. Ичига берсам, ужарлик киламан деди, аммо чупонга карши немис нима кила олади, сал тарбияладимда[251].
– Подожди, Йигитали. Ну что, Романыч, мне кажется, клиент готов к ГТО, поговорим?
– Салам, херр Кранке, ну что, отведали кулаков унтерменша? Куда ж вы, интеллигент, на пастуха-то полезли, пастухи в горах на волков с одним ножом ходят, а вы против волка жидковаты. Кстати, за причиненные вам неудобства со стороны «азиата» НЕ приношу извинений, а будете кочевряжиться, вообще отдам ему на съедение. Задача ясна? Теперь будем общаться.