Потому как натыкаем пулеметов, пушек и т. д., и на все это огневое великолепие немчуре придется ползти-карабкаться, тут вам не айс, много фашистни удобрит берег реки. Но это не отменяет все-таки омовения морды лица, некрасиво здороваться, разговаривать и тем более кушать с непомытой рожей, низя ваще.
И я, несолоно хлебавши, все той же походкой интуриста бреду к опрометчиво отвергнутому колодцу, там, у криницы, стоит Ильиных и пьет с аппетитом воду из ведра.
– Ну что, комдив, проспался, куда моцион совершил с полотешком на плече? На Кавминводы сбегал или в Гагры сходил? – подначивает товарищ секретарь обкома.
– Товарищ Ильиных, можно мне омовение совершить, а брифинг передвинуть на чуть позднее время?
– Не понял, какой брифиг-нафиг?
– Арсений Никанорович, можно я уж лицо помою?
– Капитан, а вас разве кто-то за руки держит? Вон колодезь, вот ведро, бери и мой.
Великодушный какой! Хрен с тобой, беру ведро, кидаю его в колодец и, скрипя цепью (да и сердцем), верчу барабан (или как эта фигня называется, ну, куда цепь наматывается), ставлю ведро на землю и, поливая сам себе, мою руки, лицо и даже чищу зубы, правда, зубным порошком, и даже не трофейным, а родным эсесесеровским, чуть ли не производства «Жиркость».
– Ну, товарищ Ильиных, слушаю вас. Вы что-то хотели сказать?
– Да, хочу немного поругать тебя, капитан. Сперва вопрос: когда я сплю?
– Не знаю, если честно, не видел.
– А когда спит товарищ Сталин?
– А вот этого я не знаю, не по чину, да не по рангу мне с Иосифом Виссарионовичем, я не однокашник, не коллега и потому что-то об этом сказать не могу.
– Спит он два-три часа в сутки, остальное время занят тем, что руководит страной.
– Так, если я верно понял, то я должен меньше спать?
– Конечно, командир должен быть отцом солдатам, в любое время бойцы или командиры могут прибежать за советом или решением, а тут ты дрыхнешь. Как минимум это некрасиво, как максимум снижает авторитет командира.
– Понял, осознал, исправлюсь.
– Оружие до окруженцев дошло, – бросает Никанорыч мне в спину хорошие новости. Неужели кто-то всю ночь не спал, чтобы дойти до Арсения и передать ему инфу?
И я позорно бежал (совесть). Кому как, но, на мой взгляд, Никанорыч реально прав – позор моим сединам, хотя откуда у меня седины. Да, неудобно, все работают, и не первый час, а я мало того, встал поздно, так еще и шатаюсь между ними, а должен был работать со всеми. Тогда я наказан, завтракать не буду, пойду вкалывать, как раз на берегу стрелковые секреты делают.
Закинув полотенце в ганомаг, пошел к берегу, вокруг полным ходом идут фортификационные работы.