Простите, опять я чего-то отошел от нити своих записей, наверно, йода мне не хватает или цинка какого-нибудь.
Проснувшись рано утром, я увидел мирно беседующих на крылечке правления колхоза Семенова с Великовым. Причем если казенный убивец чего-то говорил с умным видом, то Великов, как говорится, смотрел тому в рот. Причем так внимательно, как будто сейчас оттуда посыпятся алмазы по стопиццот карат.
– Ну, товарищи, как ваши дела? Чего не спите?
– Опа, сам комдив, ну исполать тебе, добрый молодец, – хохмит Семенов, с потугами на юмор.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – культурно отвечает Великов.
– Романыч, ты оттуда? – показываю Семенову противоположный берег реки.
– Конечно, оттуда, вот с ребятками трохи пошукалы, у немцев у заду. Парней немного пообкатал, зачет они сдавали, принимай пополнение, все сдали, а этого молодого да раннего комвзводом я своей императорско-монаршей волей назначил.
– Кому назначил, куда назначил, ваше высоковеличество яснодрагоценновельможное, что с тобой, а, Романыч?
– Отдельного диверсионного взвода ДОН-16, ну, а что?
– Думаете, нужно такой создавать? А Тодорович, Майер, Синицын?
– Ну, я не знаю, капитан, не я тут комдив, я всего лишь моцион совершать вышел (погулять, это для особо недогадливых), тогда второго отдельного диверсионного взвода.
– Так, может, расскажете, чем вы там занимались, ну, в тылу у немцев? Тьфу, вообще-то все мы в тылу у гитлеровцев, но вы были в тылу тыла тыловых тыловиков (во как, это не тавтология, это тавтологище).
– Заговариваешься, капитан, хорошо, расскажу. Пошли мы в тыл, как ты говоришь, тыла, а так как танков у нас не было, я парням и стрелять запретил, только ножик или руки-ноги. Зачет есть зачет, значит, снимали часовых, ловили нацистов, вышедших по нужде, и т. д. Правда, пришлось сперва марш-бросок километров на тридцать, а еще по очереди ротный миномет несли, и мины к нему, на черта нам он без мин-то. Миномет, конечно, штука неудобная, но иногда в бою может заменить танк, даже такой легкий, чай, не полковой же. Прошли хорошо, в положенный срок, отставших не было, парни молодцы.
И первым зачитываться душегубством пошел сам Димыч, ну Великов, на посту часовой стоит, симпатичный такой фашист, наверно, минут десять Димыч полз, как уж (змея такая), по траве и в момент уработал гитлеровца, тот даже не пикнул. Потом красноармеец Абдувалиев пошел одного зассанца прижучить, нечего же на посту пи́сать, неплохо так потрудился узбек, один удар в сердце, и Ахмедка зачтен.
Сам понимаешь, надо ноги давать, всполошатся немцы, нам же мало не покажется, их тыщи, нас тридцать, и не тыщ, а штук. Обходим лагерь и режем всех, кто попадется, среди ночи пробежались до Танасевичей, там гарнизончик немецкий стоял. Уже не стоит, лежит, можешь, кстати, капитан, вычеркнуть этот взвод из списков, Васька Живоглотов за секунду двух часовых зарезал. Говорили же им, что на посту разговаривать нельзя, а так два удара ножом, и зачет сдавать пошел Остап Цыбуля. Тот в хату сбегал, выходит и говорит, что в хате спят восемнадцать фрицев. Пришлось Цыбуле, Темрюкову, Касаеву, Николаеву и Виницкому с Габдурахмановым сдавать оптовый зачет. Ну и сам я проконтролировал все, хорошо справились ребята, и этим зачет. По пути наткнулись на отдыхающую на поляне батарею гаубиц, пришлось и мне тряхнуть стариной, короче, батарея у фрицев есть, а батарейцев нет, особенно живых. Жаль, утащить не получилось. Да и минировать было нечем.