- Чтобы занять чем-нибудь свои мозги. Иначе когда они бездействуют, тебе в голову лезет всякая ерунда. Которую расхлёбывать приходится мне.
- Просто отлично, а главное с пользой я провела сегодняшний день! – съязвила Маша.
Он наблюдал за ней и улыбался. Потом руку протянул, запустил пальцы в Машины волосы, и небрежный комель на затылке тут же предпринял попытку развалиться. Маша попыталась этого избежать. На стуле немного в сторону откатилась, занялась волосами, а на Харламова кинула возмущённый взгляд.
- Перестань.
- Нет никого.
- И что? Ты мне обещал.
- Вот уж не ври. Я просил тебя не морочить мне голову своими предрассудками.
- Дмитрий Александрович!..
- Маня!.. – Дима сказал это и тут же протестующе качнул головой. – С Маней надо завязывать, в суде это не будет играть нам на руку.
- Вот-вот. Завязывай. – Причёску удалось спасти, и Маша опустила руки.
Харламов же допил холодный кофе из её чашки, затем окинул Машу долгим взглядом.
- Поедем, купим тебе пару костюмов? А потом ужинать. Сегодня был долгий день.
11.
- Твоя протеже?
К Харламову подсел знакомый адвокат, можно даже сказать, что конкурент, владелец не менее крупной юридической конторы в их городе. Заметил его в зале заседаний, как Дима внимательно наблюдает за процессом, и в перерыве не отказал себе в удовольствии присоединиться. Конечно, сам процесс Антонова интересовал мало, да и Диму постольку поскольку, он за Машей наблюдал. И, по всей видимости, его интерес в последнее время стал понятен и заметен окружающим. Скрывать было глупо, и поэтому на вопрос Антонова, Дмитрий коротко кивнул.
- Хорошенькая.
Харламов едва слышно хмыкнул, чтобы внимания не привлекать, на Антонова насмешливо глянул. И также тихо проговорил:
- Не завидуй так откровенно.
Маша в этот момент зачитывала свидетельские показания предыдущего допрашиваемого, голос звучал звонко и уверенно. По сторонам не смотрела, была сосредоточена на работе, а Дима не сводил с неё глаз. Новый брючный костюм ей невероятно шёл, именно тем, что был новым и дорогим. Волосы небрежно собраны в высокую причёску, Дима настаивал на оттенке лёгкого романтизма в её облике, был уверен, что это будет сбивать противников с толка, особенно, если она улыбнётся в подходящий момент. Маша держалась расслабленно, уверенно, говорила, не повышая тона, заставляя присутствующих прислушиваться к её голосу, а соответственно к её доводам, и, кажется, прокурор успел раскусить этот трюк, и в нём просыпалось такое знакомое Харламову нетерпение и высокомерие. Высокомерие относилось к внешности и возрасту оппонента, но сделать с этим что-либо возможным не представлялось. Потому что судья Машу слушал внимательно. И только Харламов знал, сколько часов за последние недели он вытачивал в Маше эту уверенность. Она бесконечно сбивалась, то злилась, то смеяться начинала. Харламов грозил ей кулаком и заставлял повторять один и тот же текст, одни и те же движения, одни и те же жесты и улыбки. Это было похоже на актёрский факультет на дому. Маша долго отказывалась воспринимать эти игры всерьёз, говорила, что никто не поверит, что будет выглядеть неправдоподобно и заучено, но Дима настаивал. А теперь сидел в сторонке и наблюдал.