— Он не чувствует боли, — пояснила я. — И уверяю тебя, даже не чувствует хода времени. Таким образом, если Дракону известен способ исцелить в нем скверну… — я умолкла. Кристина плюхнулась в кресло — качалку, словно ноги больше ее не держали. Ее голова склонилась вниз. Не знаю, было ли с моей стороны это проявлением милосердия или я уберегла от боли себя. Я не слышала, чтобы Дракон ранее исцелял настолько скверные случаи, как у Иржи. — Я не знаю, как его спасти, — добавила я тихо, — но… возможно Дракон, когда вернется, отыщет. Мне кажется стоит попытаться.
По крайней мере в доме теперь стало тихо, не было слышно завываний и вони разложения. Ужасное выражение непонимания, словно она не могла все это время размышлять здраво, наконец пропало с лица Кристины, и спустя мгновение она обняла живот и опустила на него взгляд. Ее срок был очень близок, и я уже замечала шевеление ребеночка под ее одеждой. Она подняла голову и спросила меня:
— А как коровы?
— Их сожгли, — ответила я. — Всех до единой. — Она снова повесила голову: ни мужа, ни коров, и скоро рожать. Данка, разумеется, постарается ей помочь, но этот год будет тяжелым для всех. Внезапно я спросила:
— У тебя нет платья в обмен на то, что на мне? — Женщина уставилась на меня. — Я едва могу в нем ходить. — Она с большим сомнением передала мне где — то откопанное домотканое платье в заплатах и плащ из грубой шерсти. Я с большим удовольствием сбросила тяжелый бархат, шелка и кружева в кучку рядом с ее столом. Вне всякого сомнения, платье стоило целой коровы, а молоко в деревне еще долго будет цениться дорого.
Когда мы с Касей наконец выбрались на улицу уже начало темнеть. Пожар в стойле продолжал полыхать, отбрасывая огромное оранжевое зарево до другого конца деревни. Дома все еще стояли пустыми. Мороз пощипывал меня сквозь тонкую одежонку, и я была вымотана до предела. Я шла, спотыкаясь, следом за Касей, которая торила для меня тропинку, то и дело оборачиваясь, чтобы подать мне руку и поддержать. Меня грела одна счастливая мысль: мне не нужно немедленно возвращаться в Башню. А это значит, что я могу отправиться к матушке и остаться, пока не вернется Дракон и не придет за мной снова. А куда еще мне податься?
— Его не будет по меньшей мере неделю, — говорила я Касе, — а может, я ему уже надоела, и он разрешит мне остаться. — Последнее мне не следовало озвучивать даже мысленно. — Но не говори никому, — быстро добавила я, и она остановилась, обернувшись, и крепко меня обняла.
— Я была готова уйти, — произнесла она. — Все эти годы… я готовилась быть храброй и уйти, но не смогла пережить того, что он забрал тебя. Словно все, ради чего я жила, было зря, и вроде все по — прежнему, но тебя как будто не было… — она умолкла. Мы стояли, держась за руки. Плакали и одновременно улыбались друг другу, и вдруг ее лицо переменилось. Она дернула меня за руку и потащила за собой. Я обернулась.