Она… та тварь, что в ней жила… больше не пыталась притворяться. Она следила за мной своими птичьими глазами, и слегка улыбалась жутковатой улыбкой, когда мои труды пропадали втуне:
— Нешка-Агнешка, — порой тихо напевала она раз за разом, когда я пробовала новое заклинание, чтобы я сбивалась. Обратно я возвращалась, чувствуя себя избитой и больной до самых костей, чтобы снова в слезах с трудом вскарабкаться вверх по лестнице.
А тем временем в долине цвела весна. Если бы я потрудилась выглянуть из окна, что в последнее время я делала крайне редко, я бы увидела, как каждый день ставшее белым бурное течение Веретянницы уносит прочь тающий лед, как на лугах образуются обширные проталины, ползущие следом за отступающим снегом вверх по горным склонам. По долине серебряными струнами проносились ливни, а я внутри Башни иссыхала как пустыня. Я заглянула на каждую страницу Ягиной книжечки, и во множество других томов, содержащих более подходящие мне заклинания, а также все, что бы мне не предлагал Дракон. Множество заклинаний исцеления, очищения, обновления, жизни — я перепробовала все, что обещало малейшую надежду.
Люди в долине праздновали приход весны и начало Сева: в Ольшанке сложили настолько большой настолько большой костер из сухих дров, что его было отличной видно из Башни. Я в это время была одна в библиотеке, и услышав донесенную ветром отдаленную музыку, выглянула в окно, чтобы полюбоваться праздником. Мне показалось, что вся долина наполнилась жизнью: каждый росток устремился вверх, окружавшие деревни рощи покрылись легкой призрачной светло-зеленой дымкой. А глубоко внизу, в том холодном колодце в своей могиле сидела Кася. Я отвернулась, опустила голову на руки, навалившись на стол и расплакалась.
Когда я снова подняла покрасневшее и зареванное лицо, волшебник сидел рядом, глядя в окно с унылым лицом. Его руки со сцепленными пальцами были сложены на коленях, словно он старался сдержать себя, чтобы не прикоснуться ко мне. Передо мной на столе лежал положенный им платок. Я взяла его, вытерла слезы и высморкалась.
— Однажды, в молодости, я тоже пытался, — отрывисто произнес он: — Я жил тогда в столице. И была одна женщина… — его губы чуть скривились в полу-усмешке. — Первая красавица при дворе, естественно. Думаю, теперь, когда она уже сорок лет, как в могиле, не будет ничего дурного, если я назову ее имя: графиня Людмила.
Я смотрела на него с открытым ртом, не зная, что поразило меня сильнее. Он — Дракон, который всегда жил и будет жить в Башне, неизменная величина, как западные горы. Сама мысль о том, что он когда-то жил в другом месте, что был молодым казалась очевидно невероятной. А с другой стороны, меня поражала сама мысль, что он любил женщину, которая уже сорок лет как умерла. Теперь я умела читать его лицо, но посмотрев сейчас, я снова удивилась. В уголках его глаз и губ были морщинки, если их искать, но это все, что выдавало его возраст. Во всем остальном он был молодым человеком: с четким профилем, темными без следа седины волосами, с бледной, не обветренной кожей на щеках, и длинными, грациозными руками. Я попыталась представить его себе молодым придворным волшебником: его наряд почти подходит для ухаживания за знатной дамой… но тут мое воображение запротестовало. Для меня он был затворником, живущим среди книг и перегонных кубов, между библиотекой и лабораторией.