— Но сейчас отступили в сторону и не приветствовали меня.
— Прошу прощения. Смелость покинула меня. Похоже, в Палате Ночи я желал обрести дар веры в Богиню.
— Увы, — почти прорычал Сильхас Руин, — она обратила веру в воду, но даже поплавать в свое удовольствие мы не можем — сила ушла из рук. Даже жажду не утолить. Хорошо, Келларас. Я выслушал ваши вести, но они ничего не меняют. Доспехи Хастов нужно носить, мечи сжимать в живых руках. Возможно, это заставит Урусандеа помедлить.
— Он верно оценит плоть в доспехах, заметит дрожащие руки.
— Можете швырять песок под мои ноги и под свои, Келларас, но я должен чувствовать уверенность в каждом шаге.
— Милорд, есть вести от ваших братьев?
Сильхас нахмурился. — Думаете, командир, мы жаждем открыться всем? Господин ваш найдет вас в нужное время и не проявит сочувствия, если вы так и не вернете себе смелость. Ну-ка, снимайте латы — они шепчут о панике.
Келларас поклонился и попятился.
Глядя на Палату Ночи, Сильхас явно заколебался, словно хотел пойти туда. Но развернулся кругом. — Погодите, командир. Пошлите Датенара и Празека к Хастам, обяжите принять начало над новыми когортами и помогать Галару Баресу во всем.
Удивленный Келларас спросил: — Милорд, они должны надеть хастовы доспехи? Взять хастовы мечи?
Лицо Сильхаса Руина отвердело. — Храбрость покинула всех в вашем Доме? Вон с глаз моих, командир!
— Владыка. — Келларас торопливо ушел. Злобный взгляд Руина ощущался спиной даже в конце коридора. «Паника поистине кусает как лихорадка. Вот он я, муха над тысячью шкур». Нужно вернуться в личные покои, снять доспехи, отложить военное облачение, сохранив лишь меч как знак ранга. Сильхас прав. Солдат делает из мундира заявление и приглашение. Он кичится воинственностью, а внутри доспехов царит неуверенность и даже ужас.
Потом нужно пойти и отыскать Датенара и Празека там, где он поставил их. На мосту в Цитадель.
«Вам двоим суждены мечи-глашатаи и поющие хором стальные пластины. Ох, друзья, вижу, как вы ежитесь от моих новостей. Простите…»
Темнота Цитадели удушала. Снова и снова ощущал он потребность остановиться и глубоко вдохнуть, успокаиваясь. Он шагал практически в одиночестве по коридорам и холлам, слишком легко оказалось вообразить место покинутым, населенным лишь полчищем неудач — не отличимым от развалин, виденных им на юге. Форулканы оставили после себя лишь мусор и кости. Ощущение незавершенных дел витает там в воздухе, словно проклятие. Стонет с ветром, заставляет камни трещать на жаре. Шипит с ползущим песком и тихо хохочет, когда вы просеиваете камешки меж пальцев.