За скупыми строчками этого документа тысячи людских судеб. За ними сотни оборвавшихся жизней, боль и кровь, отчаяние и радость первых побед.
Много выдающихся воинов воспитано этой героической танковой частью, но наш рассказ — о судьбе только одного танкиста, одного из тех командиров, кто своим боевым мастерством и личным героизмом помог бригаде в исключительно сложных условиях выполнить приказ, не дать врагу осуществить задуманное.
Сейчас, конечно, невозможно со всей достоверностью, в деталях воспроизвести все, что произошло с Лавриненко в те первые месяцы войны. Но попробуем представить себе это, опираясь на сведения, содержащиеся в некоторых печатных источниках, в воспоминаниях однополчан Дмитрия и немногих сохранившихся документах.
Итак, начало октября 1941 года. Идет четвертый месяц войны.
В непроглядной темноте сырой осенней ночи, монотонно постукивая на стыках рельсов, шел товарный поезд. Навстречу ему бежала бесконечная лестница шпал, нанизанных на чуть поблескивающие нитки рельсов, вдоль дороги, словно безмолвные часовые, застыли телеграфные столбы, мокрые белые стволы озябших, сбросивших листву берез прижались к разлапистым могучим елям.
Поезд то петлял между невысоких сопок, то выскакивал на широкую безлесную равнину, то вновь вонзался в темную стену леса.
Изредка в туманной мгле появлялись вдруг зеленые тусклые глаза светофора. Паровоз коротко, будто спросонья, гукал, лениво приветствуя его, и эшелон, не сбавляя скорости, проскакивал глухие, темные, словно вымершие, полустанки, неистово тарахтел на стрелках и снова окунался в черную пустоту промозглой ночи.
Товарняк шел неровно. Паровоз натужно пыхтел на подъемах и, наоборот, едва сдерживал состав, когда тот всем своим весом напирал на него, толкая под гору. Танкисты, ехавшие в нескольких теплушках, не знали, куда идет их поезд и когда прибудет на место. Они уже надоели вопросами своим командирам, те в свою очередь пытались хоть что–нибудь выведать у штабистов, но никому ничего так и не удалось узнать. Все, однако, интуитивно чувствовали, что эта внезапная спешная переброска части куда–то на юго–запад от Москвы делается неспроста. Торопливая и сложная, из–за того что происходила в кромешной ночной темноте, погрузка танков на станции Кубинка под Москвой основательно вымотала бойцов. Большинство из них, добравшись до нар в теплушках, едва коснувшись щекой брошенного под голову своего тощего солдатского «сидора», тут же засыпали. Те же, кому не спалось, молча лежали, погруженные в свои мысли, или, собравшись у двери вагона, курили, тихо перебрасываясь короткими фразами.