Как и мне. Внезапно все, по поводу чего Конгресс собирается голосовать на следующей неделе, над чем так активно работала моя мама, перестает казаться таким уж злом.
Кажется, что это просто необходимо.
Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает Джекс.
— Мой сын очень устал. Вы уже закончили с Ларой?
Такое ощущение, словно по сердцу проходятся теркой. Полицейские меня отпускают, но говорят, что приедут утром, чтобы задать еще несколько вопросов. Понятия не имею, куда мы идем, но надеваю куртку, радуясь, что окажусь в каком-нибудь другом месте.
Лучше бы я никогда не покупала то дурацкое ожерелье. Более того, лучше бы я никогда не возвращалась в прошлое. Я скучаю по папе, своей комнате и псу — глупой дворняге, который забывает выйти из дома, прежде чем пописать. Я скучаю по Рику, которого знала, и по холодным мискам макарон с сыром. Боже, как же мне не хватает Рика.
Когда мы заходим в лифт, поднимаю взгляд на Джекса. Я подвела его, и отчаянно хочу заслужить его одобрение.
— Прости.
Закусываю губу и закрываю глаза руками, пряча слезы, но плечи содрогаются от горьких рыданий. Я не знаю, чего ожидать, но точно не теплых объятий. Кладу голову ему на грудь и расслабляюсь. Джексу бы следовало орать на меня, но он лишь поглаживает меня по спине и опускает подбородок мне на макушку.
— Ты тоже моя дочь, и знаешь это. И я знаю — какие бы ужасные вещи не происходили. Знаю, как сильно ты любишь Молли. Я знаю.
Стучу зубами, стараясь взять себя в руки. Лифт открывается, нас встречает офицер полиции и выводит из торгового центра через черный ход, где нас ждут машины, чтобы отвезти домой. Джекс открывает дверь и ждет, пока я усядусь рядом с мамой. Пытаюсь не смотреть на нее, а она пытается не смотреть на меня. Не знаю, насколько все плохо, но не хочу об этом говорить.
Родители беседуют о полиции, и через некоторое время Джекс переключает свое внимание на меня, так как мама, судя по всему, объявляет мне бойкот.
— Полиция будет мониторить телефонные линии у нас дома. Они считают, что в ближайшие дни мы получим звонок с требованием выкупа, а потом сможем забрать Молли.
В голубых глазах Майка, сидящего рядом с Джексом, читается глубокое отчаяние, и я подмигиваю брату, пытаясь подбодрить. Он дарит мне грустную улыбку, и я понимаю, что Майк на меня не злится — слава Господу за малые милости его.
Остаток пути все молчат. Темнеет, но когда машина подруливает к дому, я замечаю вспышки камер журналистов, которые разбили лагерь на нашей лужайке. Когда открывается дверь, и они одновременно начинают выкрикивать миллион вопросов, я зажмуриваюсь от ужаса.